XXXI.
Бургардт не поверил, когда Шипидин разсказал ему свой разговор с мисс Мортон. -- И только? растерянно спрашивал он. -- Следовательно, и только... -- Этого не может быть!.. Я ее увижу, я должен ее видеть... Его взволновало главным образом не то, что Шипидин встретился у Бачульской с Ольгой Спиридоновной, а то, что мисс Мортон поселилась именно у Бачульской, чего он меньше всего желал. Положим, у него с Бачульской никогда и ничего серьезнаго не было, но он инстинктивно почувствовал то, чего Шипидин не понимал. Да, теперь Марина Игнатьевна торжествовала, и Бургардт возненавидел ее за это преждевременное торжество. Вероятно она намеренно перетащила к себе мисс Мортон, чтобы насладиться муками его поруганнаго чувства. При всей своей откровенности с Шипидиным он, однако, скрыл от него свои подозрения. -- Ну, как ты ее нашел? спросил он, чтобы сказать что нибудь. -- Мисс Мортон? Следовательно, чудная девушка, и я ее вполне понимаю. Одним словом, ты не стоишь ея мизинца. Да... Это девушка с твердым характером, прежде всего. Да... Бургардт ничего не ответил и только поднял плечи. -- Ты пред ней пигмей, -- продолжал Шипидин, припоминая детское выражение глаз мисс Мортон.-- Следовательно, ты ничтожность... Из за этой поездки Шипидина, друзья детства окончательно разсорились. -- И как я только мог согласиться?!. возмущался Бургардт.-- Ну, скажи, пожалуйста, зачем ты ездил? -- Следовательно, было нужно... -- Ничего не нужно!.. Понимаешь: ничего... В конце концов, Бургардт сделал именно то, чего не должен был делать. Он написал письмо Бачульской, вызывая ее в Петербури. Она сейчас-же ответила, но поставила условием, что они встретятся на нейтральной почве. Он заказал кабинет в Малоярославце, где так удобно войти с Мойки. В назначенный час Бачульская была там. -- Как я вас давно не видала... проговорила она, подавая холодную, как лед, руку.-- Ну, как вы поживаете, Егорушка? Бургардт хотел принять довольно безпечный вид, как делал с дамами, но это ему не удалось. Внутреннее безпокойство сказывалось во всем. -- Ничего, так себе, -- фальшивым тоном ответил он. Она тоже говорила каким-то фальшивым тоном и проявляла совсем несоответствовавшее ея характеру оживление. Они сидели в кабинете, ожидая наказаннаго ужина, и говорили совсем не о том, что их интересовало. Сцена получалась самая фальшивая и оба наблюдали друг друга, как враги. Бургардт никак не мог заговорить о том, для чего вызвал Бачульскую. Когда подали закуску и Бачульская хотела налить Бургардту рюмку его любимой английской горькой, он остановил ее. -- Не принимаю этого состава, Марина Игнатьевна. -- Простой водки? -- Ничего не принимаю. Бросил... -- Ну, со мной-то можно, а то мне пить одной будет совестно. -- А вы разве пете? -- По совету доктора, Егорушка. Бургардт пытливо посмотрел на нее и покачал головой. -- Это опасный совет, и я бы никогда его не дал. Пить, вообще, не хорошо, а для женщины это страшный яд. Бачульская засмеялась и отодвинула свою рюмку. Она смотрела на Бургардта теперь такими ласковыми, улыбающимися глазами и, схватив его за руку, проговорила. -- Ах, как давно я вас не видала, Егорушка. Целую вечность... Смерть соскучилась и даже хотела сама вам написать, чтобы вы как нибудь собрались и приехали ко мне в Озерки. -- Мисс Мортон у вас? -- Да. Я ее силой перетащила к себе... Кстати, какой смешной этот ваш друг... Впрочем, я его очень люблю, и мисс Мортон он понравился. -- Вы не подумайте, что это я его посылал. Он захотел ехать сам, и я жалею, что не удержал его. -- И напрасно. Такие люди иногда необходимы. Он какой-то такой... чистый... Знаете, каждое слово, самое обыкновенное, у таких людей получает какой-то особенный смысл. Вы это замечали, конечно? -- Да, он чудный человек, хотя мы с ним и ссоримся. -- Да? И вы, конечно, всегда не правы? -- Ну, положим, не всегда. Он -- ригорист и любит проповедывать. -- Одним словом читает вам нотации. Так и следует... Бачульская засмеялась неизвестно чему и посмотрела на Бургардта такими блестящими глазами. Ее охватило безпричинное оживление, и ей хотелось смеяться и плакать. Ужин прошел, благодаря этому настроению, весело и даже оживился Бургардт, особенно когда выпил шампанскаго. Он тоже смотрел на Бачульскую блестящими глазами и думал про себя: "Какая она славная... Отчего мужчины ее не любят? Ведь именно такая женщина может сделать счастливым". Она пересела рядом, обняла его и прошептала, блестя глазами: -- Егорушка, женитесь на
ней... Не отталкивайте от себя своего собственнаго счастья. Ведь она вся хорошая и душа у ней такая красивая. Я тогда умру спокойно, Егорушка. Каждый человек плохо себя самого знает, а со стороны видней... А я говорю вам со стороны. Бургардт что-то хотел возражать, но она зажала ему рот рукой, засмеялась и, прижавшись всем телом, продолжала шептать: -- Да, да, вы женитесь... Вы сами себя не понимаете. "О, как умные люди бывают глупы!", -- говорит в "Свадьбе Фигаро" служанка Сусанна. И она глубоко права... Мужской ум какой-то угловатый, односторонний и совершенно неспособен понимать женщину. Ведь какая прелесть эта мисс Мортон. Я в нее влюблена. У ней все как-то по хорошему выходит, как у кровнаго породистаго животнаго. Ах, какая она милая, когда развеселится... Настоящий котенок. И какая ласковая... Нет, мужчины решительно ничего не понимают! Да, ведь, вы будете совершенно другим человеком, когда около вас будет такая женщина... -- А моя Анита? -- Анита? Я думаю, что в ея интересах, чтобы отец был счастлив. Знаете, я научу вас, что нужно сделать... Конечно, по некоторым причинам, вам неудобно оставаться в Петербурге, т. е. на первое время. Средства у вас есть, купите где нибудь в глуши маленькое именьице и переезжайте туда с молодой женой. Понимаете? Там никто и ничего не будет знать, и вы будете счастливы... Ах, и я когда-то мечтала о таком уголке, о жизни с любимым человеком, о маленьком, маленьком счастье... Да, вы будете там жить. Анита будет приезжать к вам летом, и все устроится само собой. Когда я буду старушкой, и я приеду, чтобы приласкать ваших деток и погреть старую кровь у чужого семейнаго очага. Егорушка, милый, не мямлите и решайтесь. Что касается настоящаго положения мисс Мортон, то, право, это даже не имеет названия. Во всяком случае, она является только потерпевшей... Бедная, милая девушка, что она должна переживать сейчас!.. -- А знаете, Марина, я чувствую, как иногда ненавижу эту бедную, милую девушку. Странное, но жестокое чувство. Мне кажется, что я даже в состоянии был бы убить ее... Она мне слишком дорого стоит... Я даже боюсь думать на эту тему. -- Милый вы эгоист-мужчина... Разве можно так думать? Ну, да это так, глупости. И она продолжала шептать, рисуя одну картину за другой будущей, обновленной жизни Бургардта. Это был какой-то любовный бред, который захватывал, баюкал и уносил в неведомую даль. Бургардт чувствовал, как ему делается легко, как то, что его мучило, в сущности так просто; в его душе происходило то же, как бывает в природе, когда ненастье начинает проясняться, и все кругом оживает радостными красками и ликующими световыми бликами. -- Марина, какая вы милая, чудная...-- шептал он, целуя Бачульскую в лоб. -- Да, чудная, хотя только для одной себя, -- ответила она со слезами на глазах. Бургардт поехал провожать ее на финляндский вокзал. Дорогой Бачульская как-то вся притихла, точно сделалась меньше и, только подезжая к вокзалу, проговорила усталым голосом, точно отвечая на внутренний вопрос: -- Да, и Аните будет лучше. Она растет городской девочкой и по неволе делается эгоисткой, а в деревне увидит настоящую жизнь. Да чего лучше, поселись где нибудь недалеко от Шипидина. -- А, ведь, это мысль!-- схватился Бургардт. Когда поезд отходил, Бачульская долго смотрела в окно вагона на махавшаго ей шляпой Бургардта. Ее душили слезы, но она была счастлива переживаемыми муками.