едь сам Шипидин говорил в сущности тоже самое, что и Бачульская, но не умел придумать соответствующей комбинации, чтобы все устроилось "само собой". В воображении Бургардта уже рисовались картины тихой семейной жизни в настоящей русской глуши, где должно произойти великое чудо, именно, превращение мисс Мортон в настоящаго русскаго человека, каким был и сам Бургардт. Боже мой, какое это счастье... Как он будет работать в своем уголке, осененный близостью любимой женщины. Ведь любовь -- все, она творит чудеса. Бургардт едва дождался утра, когда проснется Шипидин, который по деревенски вставал рано. Шипидин был крайне изумлен, когда утром в мастерскую пришел Бургардт так рано, молча обнял и расцеловал его. -- Что с тобой?-- спрашивал Шипидин, не привыкший к нежностям. Опять крепкия обятия, поцелуи и "стыдливая слеза на глазу". -- Гриша, милый, я счастлив...-- шептал Бургардт.-- Понимаешь: счастлив. -- Следовательно, ты видел ее? -- Вот в том-то и дело, что не видел! И все-таки счастлив, счастлив, счастлив. Между прочим, и ты входишь в круг этого счастья! Гриша, милый, если бы ты знал, как я люблю тебя, всех, весь мир... -- Следовательно, нужно выпить холодной воды. Шипидин еще раз очутился в обятиях друга. -- Следовательно, это лишнее...-- начал сердиться он, освобождаясь от обятий.-- Что случилось? Вероятно, встретил новую женщину и снова полюбил в первый раз? -- Ах, не то.. Все так просто, ясно, так хорошо... Вот что, когда ты думаешь уезжать домой? -- На днях уеду. -- И я с тобой. Да... Ведь где нибудь в соседях продается какое нибудь маленькое именьице? Совсем маленькое, но чтобы был непременно сад... понимаешь? И если возможно -- рощица... -- Даже сколько угодно продается. Всю губернию можно купить. -- Мне всю губернию не нужно, а чтобы в соседстве с тобой. -- Так это ты хочешь покупать? -- Я, я, я!.. Брошу Петербург и переселюсь в деревню. Да, в настоящую русскую деревню. Ведь я мужик, и это глубокая ошибка, что я живу неизвестно для чего в городе. По зимам я могу приезжать сюда. А работать в деревне будет еще лучше. Понимаешь? Выстрою себе небольшую мастерскую и буду работать... У меня есть много готовых тем. К чорту Петербург!.. Разведу такой же огород, как, помнишь, был у моего отца... Парники, тепличку, ягодник... Да, нет, ты только подумай, как это все будет хорошо?!.. О, безчувственный человек, вообрази, представь себе, возьми в башку... Шипидин решительно ничего не понимал. -- Лошадку деревенскую куплю, -- мечтал .Бургардт.-- Знаешь, самую деревенскую -- лохматую, с брюшком, лопоухую... Ах, как будет хорошо! Собственно ничего барскаго мне не нужно, а просто -- хорошая деревенская изба... И чтобы русская печь была... на дворе цепная собака, курицы, своя коровка -- тоже самая простая, деревенская, какая-нибудь пестрянка... Ночью будет петух петь... Ах, как хорошо!.. Да, ведь, я буду совершенно другим человеком, ты меня не узнаешь... Ну, к чему мне весь этот хлам, которым загромождена вся квартира, точно лавка старьевщика? Все вон, все к чорту... Все это глупо до последней степени. У других художников обстановка, ну, значит, и давай и мне обстановки... Ха-ха!.. Единственный разумный человек в доме -- это мой Андрей, который давно решил, что все это пустяки и только разводит пыль... Совершенно верно!.. Могу даже устроить аукцион и продам все редкости с молотка... Охотников найдется достаточно. А, ведь, по вашей деревенской ариѳметике получается целое состояние... Да?.. Крахмальныя рубашки к чорту, буду ходит вот в такой-же поддевке, как ты. Нет, ты только подумай, идолище милейшее... -- Следовательно, постой... -- Нет, дай вылить душу... Ведь это обновление, я рожусь во второй раз, а все старое останется навсегда здесь. Ведь лично мне всегда нужно было так немного... А так, тянулся за другими, потому что как же иначе -- другие делают глупости, и я делаю глупости. Ведь вся жизнь на этом выстроена, и не может быть иначе. Я понимаю, какими глазами ты смотрел на меня, и как тебе было противно и гадко. Довольно! Будет... Начнем совершенно новую жизнь. Если-бы ты знал, как мне сейчас легко и хорошо... Просто, хочется плакать от радости. -- Однако, откуда это все пришло? -- Разскажу потом, да это и не важно. Ведь важна идея, а остальное вздор... Одобряешь меня? -- Дай сообразить... Очень уж как-то быстро. Надо подумать... -- Голубчик, ради Бога, не думай и не разстраивай меня! Удивительные люди: им говорят настоящее, хорошее, честное, а они: "надо подумать". И думать нечего, и чем меньше думать -- тем лучше. Когда ты едешь? -- Надо еще, следовательно, сходит к одному человеку. А там увидим. Торопиться некуда. -- Гриша, хочешь, на колени стану: брось твоего одного человека и поедем... Завтра-же поедем!.. Лицо у Бургардта горело, глаза блестели, он точно помолодел на десять лет. А Шипидин старался не смотреть на него и даже несколько раз подавлял невольный вздох. Он все еще не мог понять этого потока слов и точно боялся их понять. А если это только слова? Было-бы и больно, и обидно поверить в пустое место... Боже мой, сколько на Руси говорится хороших слов, мертвых и пустых, как палый осенний лист... -- Следовательно, ты разскажи все по порядку, -- говорил Шипидин своим спокойным тоном.-- А то, ей Богу, ничего не пойму. -- От сотворения мира? -- Следовательно, от сотворения мира... Бургардту было не легко справиться с этой задачей, и он, разсказывая про свой ужин с Бачульской в "Малоярославце", делал постоянныя уклонения в сторону. Шипидин только поморщился, когда узнал, откуда сыр-бор загорелся. Да, следовательно, нужно отдельный кабинет в кабаке, даму, которая пьет водку, любовный разговор -- и в результате получится совершенно новая жизнь... Шипидину еще никогда не было так грустно, как сейчас, когда он слушал бред друга. Ему невольно припомнились библейския слова о реке, которая берет начало из мутнаго источника. И везде женщина, т. е. даже не женщина в собственном смысле слова, а только одушевленное орудие желаний другого. -- Ну, что-же ты молчишь?-- с огорчением спрашивал Бургардт, закончив свой разсказ.-- Кажется, все ясно... -- Очень ясно... согласился Шипидин, не желая возражать. Эта тяжелая для Шипидина сцена была прервана Анитой, которая пришла приглашать завтракать. Бургардт обнял дочь и крепко поцеловал ее в лоб. Анита густо покраснела от неожиданной ласки и растерянно посмотрела на Шипидина. Ей показалось, что отец на веселе, и она даже оглядела мастерскую, отыскивая причину. Возбужденное настроение Бургардт сохранял и все время завтрака, так что мисс Гуд несколько раз вопросительно посмотрела на Аниту. -- Да, да, мы еще поживем, -- повторял Бургардт, хлопая Шипидина по плечу. -- Следовательно, поживем... -- Я даже могу сделаться вегетарианцем, т. е. не вполне вегетарианцем, только не есть мяса. От рыбы, голубчик, никак не могу отказаться. Ведь у вас есть река или озеро? Да? И наверно там есть и раки, и караси, и налимы... -- Речонка есть, а в ней ребята деревенские удят пискарей... -- Ну, это все равно: если есть пискари, значит, может быть и другая рыба. Мы ее разведем... Сделав соус из горчицы и сои, Бургардт нарисовал им на своей тарелке будущее жилище, т. е. простую деревенскую избу в три окна, с шатровыми воротами и резным коньком. -- Ничего лишняго, понимаешь? -- обяснял он, показывая свой рисунок.-- Чтобы ничто не напоминало наш дачный стиль... Ах, как я его ненавижу!.. Самая простецкая деревенская изба, и такой-же двор, и огород... -- Следовательно, нужно нарисовать и нашу русскую, деревенскую непролазную грязь, -- заметил Шипидин, любуясь рисунком, который начинал уже сливаться и пропадать, как, вероятно, будет и с радужными планами самого художника. Анита прислушивалась к этому разговору и не могла понять, о чем идет речь, пока отец не спросил ее: -- Анита, хочешь в деревню? -- В какую деревню? -- Ну, в русскую деревню, а все русския деревни одинаковы... Девушка посмотрела на отца, потом на Шипидина и отрицательно покачала головой. Бургардт засмеялся и проговорил, придавая голосу тон, каким говорят с маленькими детьми: -- Ах, ты, глупенькая дочь петербургскаго художника... Погоди, мы из тебя сделаем совсем другого человека. Не так-ли, Григорий Максимыч? -- Да, конечно... отчего-же, -- бормотал Шипидин, наблюдая исчезавший на тарелке рисунок. Из этих слов отца Анита поняла одно, именно, что он хочет купить где-то именье. и это ей вперед не понравилось. Для нея мир заключался в одном Петербурге, и ничего лучшаго она не желала. Остальная Россия была только придатком к этому ея Петербургу, как дачныя петербургския места, без которых можно и совсем обойтись. После завтрака Бургардт потащил Шипидина к себе в кабинет и принялся набрасывать на листе ватмановской бумаги план будущаго именья, причем сделал акварелью очень красивый эскиз старинной русской избы в новогородском стиле, -- с сенями на улицу, с подклетью, с светелкой наверху, с повалушами и переходами. -- Понимаешь, в каждом деле самое главное: идея, -- обяснял Бургардт сделанный набросок.-- Ведь русская изба создавалась веками и в своем роде -- идеальное жилье для нашего климата. Обрати внимание на эти сени, которыя прилеплены к избе снаружи, а не выходят во двор, как у московской избы. Отсюда и песня "Ах, вы, сени мои, сени"... Да. Потому что "выходила молода" именно на такия наружныя сени, с которых вид на всю улицу. Шипидин внимательно разсмотрел рисунок и сделал только одно замечание: -- Следовательно,