XXXV.
Что такое ненависть? В каких неизведанных глубинах зарождается это чудовище? Как оно растет, питается и множится, пока не захватит всего человека? В самом деле, не странно-ли, что для двух человек вдруг делается тесно на свете, другие люди перестают для них существовать, и всякая мысль, всякое чувство, всякое движение роковым образом привязываются к врагу, котораго не обойдешь и не обедешь. В сущности, Бургардт даже не был вполне уверен в виновности по отношении мисс Мортон именно Красавина, вернее сказать -- старался не думать об этом, потому что слишком был поглощен налетевшим на него шквалом. Ведь это только в романах пишут, что тонущий человек в одно мгновение переживает всю свою прошлую жизнь, -- ничего этого нет и не может быть, потому что все мысли и все чувства сосредоточившотся на разстоянии нескольких роковых аршин и в этих географических пределах разыгрывается вся драма. Да, одно настоящее, один момент и человека не стало, вместе с его животным страхом за свое драгоценное существование. Муха, попавшая в молоко, раздавленный червяк, вытащенная из воды рыба -- разве это не трагедия? Когда человек ненавидит другого человека -- разве это не трагедия? Именно ненависть суживает душевный горизонт до последней степени, и человек гибнет под напором своего собственнаго душевнаго настроения. А тут, у Бургардта вся ненависть поднялась задним числом, когда обект этой ненависти очутился в состоянии невменяемости. -- Зачем я его не убил? -- повторял Бургардт в отчаянии, вспоминая Красавина, каким он был здоровым. Трагедия и комедия, как известно, родныя сестры. На другой день после инцидента с Васяткиным к Бургардту явился Саханов. Он имел какой-то необычный для него деловой вид и озабоченно вертел в руках мягкий портфель. Взглянув на черный, наглухо застегнутый сюртук, Бургардт невольно проговорил: -- Уж вы, Павел Васильич, не поступили ли куда нибудь на службу? -- Я? Нет... А к вам, я, Егор Захарович, по очень серьезному делу, именно, по поручению моего друга Алексея Иваныча Васяткина. -- Вызов на дуэль?-- предупредил его Бургардт и засмеялся.-- Ужасно жалко, что вчера не проломил табуреткой пустую голову этого негодяя... -- Вы забываете, Егор Захарович, что я к вам явился с требованием удовлетворения и что в моем присутствии вам придется воздержаться от резких выражений. Разговор происходил в кабинете. Бургардт прошелся из угла в угол, взерошил волосы и с кривой улыбкой ответил: -- Дело принимает настолько серьезный оборот, что мне придется прибегнуть тоже к посредничеству какого-нибудь друга... Лично мне трудно говорить о г. Васяткине спокойно, и я даже лишен всякой возможности обяснить истинную причину своего вчерашняго поступка, потому что не имею нравственнаго права называть третьих лиц. -- Я с своей стороны не вижу ни малейшаго основания скрывать имена третьих лиц, -- проговорил Саханов сухим деловым тоном.-- Впрочем, если хотите, я могу и не называть имени мисс Мортон... Бургардт побелел от бешенства и, подступив к Саханову, задыхающимся голосом ответил: -- Если вы еще раз позволите назвать имя этой девушки, я не ручаюсь, что не выброшу вас в окно.. -- Это очень любезно с вашей стороны, т. е. предупредить меня относительно некоторых, не совсем приятных для меня последствий, но... -- Я вас попрошу замолчать... -- И убираться вон? -- И убираться вон... Я пришлю к вам своего секунданта. -- Не забудьте: нужны двое. Я приехал только для предварительных переговоров. -- Хорошо, хорошо... Я вас не задерживаю. Саханов сделал деловой поклон и вышел из кабинета с достоинством человека, исполнившаго некоторый священный долг. Сделав несколько шагов в гостиной, он остановился и только пожал плечами, -- из кабинета слышался хохот Бургардта. -- Для начала недурно, как сказал турок, посаженный на кол, -- подумал он, шагая в переднюю.-- Это какой-то сумасшедший. А Бургардт ходил по кабинету и хохотал. -- Ах, негодяй!..-- повторил он.-- Дуэль с Васяткиным... Как это мило!.. Ха-ха... Потом у ними явилась счастливая мысль проломить голову господину Саханову, с чем он и выскочил в переднюю, но на его счастье Саханов уже ушел. -- Они ушли...-- обяснил человек Андрей. -- Ну, и чорт с ним!.. На первом плане сейчас стоял вопрос о секундантах. Бургардт долго перебирал имена своих знакомых и остановился на Бахтереве. Он теперь подумал о модели своего Гамлета даже с некоторой нежностью. Конечно, Бахтерев был человек недалекий и, как артист, даже совсем "никакой", но на него было можно положиться вполне. Именно такие простые и недалекие люди удобнее всего при таких нелепых обстоятельствах. А кто же другой? Бургардт перебрал еще раз всех своих знакомых и никого не нашел. Нет другого подходящаго человека -- и конец. Можно было бы попросить старика Локотникова, но он уже охвачен старческой трусливостью. Если бы был в Петербурге Шипидин -- нет, он принципиальный человек и в секунданты не пойдет. Бургардт даже вскрикнул от радости, когда вспомнил про милейшаго доктора Гаузера. Да, для полнаго комплекта комедии не доставало только его. В юности по обычаю немецких буршей он, конечно, бывал и секундантом, и сам дрался на студенческих дуэлях. -- Милый старикашка...-- вслух думал Бургардт. Не откладывая дела в долгий ящик, Бургардт сейчас же отправился к Пяти Углам. Осенний день был и дождливый, и ветренный. По тротуарам сновали сежившиеся пешеходы, извозчики закрылись непромокаемыми накидками, дома казались как-то особенно неприветливыми и смотрели на улицу точно заплаканными окнами. Погода, вообще, располагала к мрачным мыслям, и у Бургардта явилась мысль, уж не умер ли милый доктор у своих Пяти-Углов, умер безвестно, как умирают старые холостяки. Эта мысль перешла почти в уверенность, когда Бургардт подезжал к квартире доктора. Конечно, умер, а то иначе он дал бы о себе знать. Бургардт торопливо вбежал на третий этаж, и ему отворил сам доктор. Он посмотрел на гостя через очки, нерешительно протянул руку и довольно сухо проговорил: -- Очень рад... Да, рад... -- Доктор, вы были больны? -- Я? Нисколько... -- Вы куда-нибудь уезжали? -- Опять нисколько... -- Значит, вы забыли о нашем существовании? Доктор вместо ответа только пожевал губами. Бургардт понял, что старичок чем-то обижен. -- Да, давненько я вас лишен был видеть, -- говорил доктор, стараясь быть любезным.-- И все собирался... каждый день... -- Вот этого и не следовало делать, т. е. собираться, а просто выйти на улицу и взять извозчика, который вас и довез бы на Васильевский остров. -- У вас кто-нибудь болен? -- сухо спросил доктор. -- Нет, слава Богу, все здоровы... Право, я приехал к вам, не как к доктору, а как к хорошему старому другу, в совете котораго сейчас очень нуждаюсь. Поднятыя брови доктора Гаузера выразили полную готовность оказать дружескую услугу. Но Бургардт постеснялся высказать прямую цель своего визита и начал издалека, причем путался, подбирал слова и держал себя, как виноватый человек. Гаузер слушал его с истинным немецким терпением и только спросил: -- Васяткин... это такой серый? -- Да, совершенно серый... -- Вы учились фехтовать? -- Не много... -- А... Русские не умеют фехтовать вообще, хотя и не трусы. Старик принес из передней две палки и показал Бургардту, как нужно фехтовать, но из этого ничего не вышло. -- У вас нет способностей к фехтованию, -- учительским тоном решил Гаузер.-- Вы торопитесь, а тут самое главное -- выдержка характера. А стреляете хорошо? -- Так себе... У доктора на лбу всплыли морщины. Потом он посмотрел на Бургардта поверх очков и проговорил: -- Тогда г. Васяткин застрелит вас, как куропатку... -- Очень может быть, доктор, но я не могу отказаться от дуэли... -- Совершенно не можете... Дуэль сама по себе, конечно, нелепость, но бывают случаи, когда ничего другого не остается... Я в молодости тоже дрался... да... Одному молодому барону я отрубил пол уха, и он гордился этим всю жизнь. Воспоминания молодости настолько взволновали стараго доктора, что он еще сбегал в переднюю за палкою и показал наглядно, как отрубил ухо молодому немецкому барону. Потом он прочел целую лекцию о разных типах ран и сопровождающих их последствиях. В заключение старик поднял брови и строго спросил: -- А кто ваши секунданты? -- Пока еще никого нет... -- О, это весьма важный вопрос. Нужны люди опытные и хладнокровные... Если вы ничего не будете иметь, я согласен буду быть вашим секундантом, потому что весьма понимаю это дело. -- Я буду очень рад, если только это не стеснит вас, доктор... -- А кто другой секундант? -- Я думаю пригласить Бахтерева. Вы его встречали у меня. -- Да, да, помню... Такая внушительная наружность. Да, хорошо... Старик сразу размяк и даже улыбнулся. О, он отлично понимает, что такое дуэль