На второй день начались репетиции. Я сидел на скамье и, наблюдая за работой Анжело, с нетерпением ожидал когда он сорвется с трапеции и полетит вниз на манеж, но Анжело не спешил. Он как ни в чем не бывало прыгал с одной трапеции на другую, и только в конце номера руки его незаметно скользнули мимо трапеции, и он полетел вниз головой. На этот раз я не закрывал глаз; мне было интересно проследить, как он упадет на манеж. Но передо мной опять взорвалось густое облако взметнувшихся опилок, и Анжело я увидел, только когда он уже вставал с пола и деловито отряхивал опилки, приставшие к трико. Сколько бы он потом ни повторял свой трюк, мне так и не удалось подметить момента падения, как ни старался я разглядеть Анжело внутри этого облака. Каждый раз я бросался к нему, страшась увидеть перед собой месиво из переломанных костей и крови, и каждый раз он легко поднимался с манежа и стоял передо мной, улыбаясь беспечной обаятельной улыбкой, словно и не совершал никакого прыжка со страшной высоты.
— СЭМ АНЖЕЛО! — объявил я воображаемой публике и развел руками широко и торжественно, представив, как за этими моими словами по арене запрыгают лучи прожекторов и торжественно грянет оркестр. — СЭМ АНЖЕЛО... — Я побледнел, и руки мои бессильно упали. — Нет, Анжело, это невероятно!.. Я боюсь, это свыше моих сил, Анжело...
— Я знаю, — как ни в чем не бывало ответил он. — Только вам не обязательно объявлять мой номер. Дело в том, что я всегда сам представляюсь публике.
— Как же ты называешь свой номер?
— "ПАДАЮЩИЙ АНГЕЛ"[1].
В этот первый вечер в цирке было немноголюдно. Номер Анжело шел последним в третьем отделении. Перед этим выступила наша старая гимнастическая тройка. Фарнингс, Эдвард Грейт и Сю-Эллен выбежали на арену и полезли на трапецию. Но публика не увидела в их номере ничего нового и наградила артистов жидкими хлопками. Пожалуй, один только я аплодировал с жаром; мне всегда нравилось смотреть, как работает Сю-Эллен, и я не пропускал ни одного ее выступления.
Следом за тремя гимнастами на арену вышел Анжело.
— "ПАДАЮЩИЙ АНГЕЛ"! — объявил он и спокойно полез по веревочной лестнице.
Выставлять подряд два гимнастических номера было неслыханным риском. Многие поднялись с мест и направились к выходу. Тут я не выдержал и вылетел на середину арены.
— Леди и джентльмены! Мне доставляет величайшее удовольствие представить вашему вниманию «Падающего ангела» — артиста, который впервые выступает в нашем цирке!
Публика встретила мои слова молчанием, ей надоели гимнасты.
— Прошу вас обратить внимание, — продолжал я, — что артист будет работать без предохранительной сетки! «Падающий ангел» покажет вам свой номер на высоте ста пятидесяти футов! Он, конечно, бросает вызов смерти, он рад доставить вам удовольствие и продемонстрировать свое необыкновенное искусство!
Анжело неторопливо взбирался по узкой лесенке, красное, усыпанное золотыми блестками трико ослепительно сверкало в лучах прожекторов. Вот он добрался до самого купола и, выпрямившись во весь рост на стойке, швырнул в воздух свободную трапецию, затем выждал момент и сам устремился в воздух. Проделав ряд искусных трюков на трапеции, он уселся на перекладине и принялся спокойно раскачиваться под куполом цирка. Оркестр оборвал музыку, один только ударник продолжал выстукивать дробь.
Размахнувшись, Анжело с силой послал свободную трапецию в воздух. Потом он устремился вперед на своей трапеции, взвился вверх, проделав изумительное двойное сальто и выбросив руки вперед, полетел вниз головой навстречу приближающейся перекладине свободной трапеции. Казалось, еще немного, и пальцы его коснутся перекладины — и вдруг... пальцы гимнаста схватили воздух, и он полетел на манеж.
Мертвую тишину цирка прорезал истерический женский крик, вся публика сорвалась с мест, четыреста голосов слились в едином крике ужаса. Анжело камнем падал на манеж. Женщины закрыли глаза руками, мужчины, побледнев, отвернулись, чтобы не видеть страшной картины, когда Анжело ударится головой о манеж. Последовал глухой удар, из рядов вырвалось четырехголосое «АХ!» — и Анжело скрылся в облаке опилок. Зрители застыли на местах, все взгляды так и впились в это белое облако. Но вот оно рассеялось, и — о чудо! — живой и невредимый Анжело легко вскочил на ноги и отвесил публике низкий поклон, сопровождая его обаятельной улыбкой. В глазах его плясали радостные, победные огоньки. Цирк словно обезумел: публика свистела, кричала и топала ногами, горячо приветствуя бесстрашного виртуоза. Я повернулся к стоявшей рядом Сю-Эллен, и мне бросились в глаза ее бледное лицо и расширенные зрачки.
Дело происходило на юге страны, в маленьком провинциальном городке, и все его население словно обезумело — зрители толпой валили в наш цирк посмотреть на «Падающего ангела». Гимнаст выступал ежедневно в конце третьего отделения, так что первые два отделения зрители просто беспокойно ерзали на местах. Всем нужен был только Анжело, все хотели испытать жуткую дрожь страшного мгновения, когда гимнаст падает с ужасающей высоты на манеж.
Надо сказать, что этот Анжело был хитер, как сам дьявол, он никогда не повторялся, и его падение было всегда неожиданным для публики. Он никогда не падал в определенный момент. Случалось, что он срывался вниз в самом начале номера, иной раз это происходило под конец. Хорошо понимая, что главное в его номере — это элемент неожиданности, он со второго выступления перестал делать сальто вообще. Он просто раскачивал свободную трапецию и прыгал на нее со своей стойки. «Промахнувшись», он полетел вниз головой под испуганный визг публики, а через минуту вскочил на ноги и как ни в чем не бывало приветствовал ее. В третий раз он провел совершенно нормальное выступление и полетел на манеж только под конец, как бы случайно сорвавшись с лестницы.
После каждого выступления Анжело прибегал ко мне в фургон, в глазах его горело возбуждение, и он спрашивал:
— Ты слышал, как они сегодня кричали, Тони? Еще бы, ведь им так хотелось, чтобы я свернул себе шею!
Что бы там ни было, дела нашего цирка процветали, и я уже начал подумывать, где можно заказать огромную, во весь манеж, клетку для специального номера с дикими хищниками. Я удвоил плату артистам, а себя предельно ограничил в расходах. Я решил, что настало время серьезно поговорить с Сю-Эллен и задать ей вопрос, который уже бог знает сколько времени не давал мне покоя. Момент для разговора был самый подходящий — выступление Анжело уже второй месяц давало полные сборы.
Как-то после выступления я отозвал Сю-Эллен в сторонку и посмотрел ей в глаза.
— Я давно хотел тебя спросить, Сю-Эллен...
— О чем, Тони?..
— Ты сама знаешь, цирк у меня небольшой. Раньше у меня редко когда водились деньги, и я не считал себя вправе просить тебя об этом. Теперь обстоятельства улучшились, и вот я хочу просить тебя...
— Не надо, Тони!
— Но ведь я же только хотел...
— Не надо меня просить, Тони. Не знаю, как сложится моя жизнь дальше, но только с тех пор, как я увидела Анжело, все во мне словно перевернулось... Не знаю, поймешь ли ты меня, Тони, но я всю жизнь мечтала, что когда-нибудь встречу такого, как он. Если бы ты только захотел понять меня, Тони!..
— Я понимаю... — буркнул я, ничего не понимая.
— Кажется, я в него влюбилась, Тони. Я перед тобой очень виновата...
— Только бы он сделал тебя счастливей! Ну, а я... — Помню, мне тогда не хватило слов, чтобы закончить наш разговор.
Я целиком окунулся в работу и старался пореже видеться с Сю-Эллен. Быть может, мне следовало убить Анжело? Только я хорошо понимал, что любовь убить нельзя.
Я решил перестроить выступление гимнастов и разделил их на две пары. Фарнингс и Эдвард (прозвище Грейт уже больше не объявлялось зрителям) выступали в первом отделении. Сю-Эллен и Анжело выходили в третьем. Теперь от Сю-Эллен зависело, чтобы падение гимнаста было обставлено по возможности правдоподобно. И надо сказать, она блестяще справлялась с этой задачей, добиваясь в своих движениях незаметной постороннему глазу, но по-своему идеальной дисгармонии с движениями Анжело. Теперь она сама бросала Анжело трапецию и делала это с таким искусно рассчитанным опозданием, что снаряд пролетал буквально в нескольких дюймах от вытянутых рук гимнаста.