— У меня, дедушка, к вам разговор. Пойдемте в мастерскую.
— В мастерскую, говоришь? — лукаво посмотрел на него дед.
О чем он подумал? Карим невольно покраснел.
— Ну что ж, пойдем, пойдем.
В мастерской был только один стул. Карим сел на лавку. Дед, покряхтывая, с улыбкой поглядывал на внука.
— Так что же стряслось, говори — не тяни?..
Карим рассказал все, что узнал, стоя за портьерой в комнате Иванова. Слушая его, старик мрачнел.
— А не почудилось ли тебе, не привиделось? — сказал он наконец, с недоверием покачивая головой.
— Не почудилось, честное слово! И про мавзолей они говорили, и про план... Турист все на нашего Иванова напирал, говорил — плохо работаешь.
Старик встал, взволнованно прошелся по мастерской.
— Ай-яй-яй...
Карим с трудом проглотил застрявший в горле твердый комок. Может быть, не следовало рассказывать об этом деду?
Наконец, старый мастер успокоился. Он подошел к Кариму и положил руку ему на плечо.
— Дело это серьезное... Позвони-ка ты Норматову. Когда-то мы были с ним хорошими знакомыми.
...Потом подполковник рассказывал Теплову о встрече с Каримом.
— Хороший парень. Вы к нему, Гриша, приглядитесь, познакомьтесь поближе.
Оказывается, Норматов знал деда Карима еще по своей старой службе. Они встречались в Бухаре, и дед Карима помогал ему в одной очень трудной и очень опасной операции.
— Но самому Кариму пока не открывайтесь, — посоветовал Норматов. — И еще раз — будьте сейчас особенно осторожны: не исключено, что Чернявский (мы установили личность «туриста») знает Семушкина в лицо. Ясно?
— Так точно!
— Действуйте...
Дня через три Карим пригласил Теплова:
— С вами дедушка хочет побеседовать. Понравились вы ему.
— Вечером я свободен, — сразу же согласился Теплов.
Дед жил на окраине, в старом доме с большим фруктовым садом за высоким глинобитным забором. Чуть выше, у самого дома, протекал головной арык, откуда доносился отчаянный гвалт лягушек. В стороне, за пышной серебристой джидой, медленно ворочалось большое черное колесо — в деревянном лотке журчала вода. Ее подавали на верхние участки, прилепившиеся к самому склону высокого холма.
Тихий вечер уже разбросал по саду бархатистые тени. Теплов с любопытством разглядывал двор. Около террасы вился виноград, умело направленный вверх по жердяному настилу. Среди густой листвы топорщились желтые бумажные пакетики — ими были скрыты от прожорливых воробьев спелые гроздья.
На небольшой площадке у дувала разгуливали два аиста, а под потолком легкого навеса, будто маленькие фонарики, висели стручки красного перца.
Гости сидели у арыка на широком темно-коричневом паласе. Посреди стоял большой поднос с фруктами. Седой мастер, степенно поглаживая бороду, потчевал:
— Угощайтесь, пожалуйста.
Старший лейтенант взял с подноса большой персик, разломил его на две половинки. С мякоти упали на палас янтарные капли.
— Не персики — мед...
Глядя на Карима, примостившегося напротив, Теплов вспоминал недавний разговор с Норматовым. Прошло два дня, а парень сильно изменился. Ходит настороженно, хмуро разглядывает окружающих. «Нужно бы поправить нового Шерлока Холмса, — подумал Теплов. — Как бы не наделал глупостей».
Между тем старик разложил возле себя тоненькие плитки весенней глазури. Неторопко, тихим голосом рассказывал он о древних мастерах, о памятниках, украшенных причудливой мозаикой, о том, как сам потратил много лет и знаний на разгадку тайны.
— Секрет изготовления глазури унес с собою великий мастер. В одной из народных легенд рассказывается, как погиб он от руки хромого Тимура...
...В ознаменование победоносного похода Тамерлана в Северную Индию старшая жена полководца Биби Ханым заложила грандиозную соборную мечеть. Дни и ночи кипела работа. И вот, когда строительство было уже в самом разгаре, главный уста[2] влюбился в Биби Ханым и приостановил работы. Он заявил, что работы не начнутся до тех пор, пока возлюбленная не разрешит ему поцеловать себя в щеку через ее ладонь. Девяносто дней и девяносто ночей не могла решиться Биби Ханым. На девяносто первый день она согласилась. Поцелуй оказался столь горячим, что Тамерлан, вернувшись из похода, увидел на лице любимой его след. Великий завоеватель разгневался, но гнева своего не показал. Он только вызвал к себе мастера и приказал ему построить под землей богатый мавзолей. Помню, дед мой говорил, что такой богатой усыпальницы не было на целом свете... Тогда же повелитель приказал великому уста изготовить из глыбы розового мрамора саркофаг, а из черного нефрита — намогильный камень и высечь на камне арабскими письменами рецепт чудесной глазури.