Озадаченный хозяин продолжал стоять у двери, зябко потирая руки, а незнакомец, не присев, закурил ароматную сигарету с золотым ободком и начал разглядывать фотографии. Вот он остановился, поиграл тонкими пальцами, искоса глянул на Корелова.
— Изволите предками интересоваться? — хихикнул хозяин.
Гость потянулся к самой маленькой рамке, снял ее с гвоздика, посмотрел на свету — она! Корелов, не двигаясь, тоскливо следил за незнакомцем.
На фотографии — два офицера. Один сидит на стуле, лихо закинув ногу на ногу, обеими руками опирается на эфес шашки. Второй стоит рядом — тоненькие усики, фуражка с крутым козырьком надвинута на глаза.
— Этот, — постучал незнакомец в рамку.
Корелов торопливо вытер о брюки сразу вспотевшие руки.
— Всеволод Николаевич? — изумился он, нерешительно подаваясь вперед. — Всеволод Николаевич Чернявский?!
— Помнишь, Митя? Это хорошо. Однако же...
Приезжий приложил палец к губам, тревожно посмотрел на окно. Корелов подскочил, испуганно впился в его тяжелую руку:
— Да как же вы? Какими судьбами?
— Не всё сразу, — сказал Чернявский, освобождаясь от неловких объятий хозяина. — Проголодался я, да и устал с дороги...
— Да-да, — кивнул Корелов и отдернул тяжелую портьеру у противоположной стены. — Вставай, сынок!
В соседней комнате послышалось приглушенное мычание.
— Сын мой Николай, — виновато шепнул Корелов. И тут же пояснил: — Он немного того... помешанный... Грузчиком на станции работает. Пишет стихи... Трудно без бати — едва перебиваемся...
Николай, могучий детина, вышел тихо, шмыгнул носом и хмуро поздоровался с Чернявским.
— Ставь самовар, — приказал отец.
Чернявский окинул взглядом комнату.
— Нехорошо живешь, Дмитрий...
— А уж, — отмахнулся Корелов. Сел в глубокое кресло. — Вы что про меня знаете, что? А я ведь все испытал, через все прошел. Поглядите-ка, вот здесь отцов каретник когда-то был, а здесь, в этой комнате, выезд стоял. Сами знаете, какие приемы умел закатывать отец. А теперь ни каретника, ни выезда, ни отца... Сидел я, Всеволод Николаевич. Облыжно обвинили. Работал, надрывался; половину срока зачли, выпустили...
Корелов криво усмехнулся, провел сухоньким кулачком по губам.
— Сидел, говоришь? — настороженно переспросил Чернявский.
— Сидел... Не-е, только того они не знают, — догадался Корелов. — О том, что в Кызыл-Арвате Фролова с женой взяли по батиному и вашему доносу — про то не знают... Ну, а вы, как вы? Я ведь вас помню, хорошо помню...
Чернявский стряхнул пепел с сигареты.
— Ты еще мальцом тогда был, Митя, когда я уехал в Петербург, — как раз в канун войны. В семнадцатом попал к генералу Корнилову под командование Крылова. Жену и сына к тому времени отправили в Бухару, к ее сестре — ты не знал ее: она гувернанткой служила при дворе эмира... Вот так. А в сентябре двинули на Петроград. Крепко нас тогда потрепали...
Вырвался я из этого ада, был в Крыму. Потом в Баку. Оттуда с помощью англичан добрался до Бухары. В Красноводске слышал о твоем отце, о его делишках. И о том, как конвоировал комиссаров, и про ту ночь на двенадцатое сентября...
Корелов испуганно замахал руками:
— Тише, тише — услышит кто ненароком!..
— Боишься?
— Даже от сына скрываю...
Чернявский покачал головой — знал он, к кому идти, знал, с кого начинать. Говорили с ним умные люди, операцию готовили исподволь, не торопились, обдумывали каждый шаг, каждое слово. Никогда не забудет Чернявский того дня, когда его привезли в «кадиллаке» на загородную виллу, обнесенную высоким каменным забором. В полукруглой комнате, выходящей окнами на синий залив, сидел полный мужчина в светло-сером костюме. Черный слуга принес кофе, разлил по маленьким фарфоровым чашечкам. Нет, это было не обычное задание — Чернявский понял сразу, едва только они заговорили. Речь шла не о чертежах, не о дислокации ракетных подразделений. Полный мужчина, приятно улыбаясь, расспрашивал Чернявского об Узбекистане, о быте тамошнего населения, о памятниках старины, о хромом Тимуре, об Улугбеке, о его знаменитой обсерватории.
— Кстати, что вам известно о библиотеке ученого?
Чернявский был достаточно опытен, чтобы заметить, как настороженно блеснули глаза незнакомца.
Затем разговор пошел в открытую. Библиотека Улугбека, сокровища, погребенные под развалинами древнего города, — вот что интересовало хозяина виллы.
Чернявский был самой подходящей кандидатурой. Общий широкий кругозор — это раз, знание местных обычаев и языка — это два и, наконец, та специальная подготовка, без которой при всех прочих условиях нельзя действовать наверняка. Чернявскому были даны явки — кроме старика Корелова или, если он умер, его сына, он должен встретиться с инженером-реставратором Ивановым. Иванов — важная фигура! Он знаком с Кореловым и с минуты на минуту, якобы случайно, должен был появиться на Тихой.