— Осторожно, — предупредил Юлдашев, впервые останавливаясь и поджидая поотставшего Чернявского.
Чернявский заглянул вниз и тут же отпрянул.
— Лучше не смотреть, — сказал Юлдашев, поднял с земли толстую суковатую палку и бесшумно скользнул вниз.
— Идите за мной. Смотрите под ноги — овринг[3] прохудился, как бы не полететь вниз...
К их счастью, как раз в это время из-за горы поднялась луна. Настил, потрескивая, прогибался под ногами. Он был узок — справа пропасть, слева отвесная, словно отполированная, скала. Иногда, поворачиваясь спиной к пропасти, Чернявский хватался за скалу.
Спина Юлдашева медленно удалялась, овринг вздрагивал и равномерно покачивался. И, заглушая страх, Чернявский, как по канату, шел за своим проводником.
Еще немного — впереди зачернел уступ скалы.
— Здесь, — неожиданно произнес Юлдашев и стал карабкаться вверх. Тропка едва обозначалась среди камней. Было ветренно, пиджак на спине Чернявского вздуло, как парус.
Юлдашев подождал его на вершине.
— Дальше идти опасно. Переночуем здесь.
— Наконец-то, — выдохнул Чернявский и повалился на землю.
— Зайдем за скалу, — сказал Юлдашев. Чернявский покорно последовал за ним. Юлдашев лег. Вскоре послышалось его ровное дыхание.
Чернявский ворочался с боку на бок. Хотелось есть, а тут еще холод пробирал до костей. В голову лезла всякая чепуха. Слышались осторожные, крадущиеся шаги на тропе. Он несколько раз будил Юлдашева, они подползали к обрыву и прислушивались. Никого. Только далекий шум горной речки.
Начинало светать. Прячась под полой пиджака, Чернявский закурил, с наслаждением затянулся. Сразу прояснились мысли.
Ноги ныли, болела поясница. В голове стучали барабаны. Да, нелегко в его возрасте карабкаться по горным тропкам. Месяц тому назад такое показалось бы невозможным.
...Они вышли, когда солнце поднялось над горами. Быстро исчезли звезды, только бледный месяц, как легкое круглое облачко, висел над тропой.
Впереди показалась отара. Она стекала с противоположного склона. Чабан на лошади с камчой в руке скакал по краю и громко покрикивал на овец.
Юлдашев свернул в сторону. Лучше не встречаться с людьми — люди разговорчивы, могут навести на след.
Снова крутая тропа вела их то лесом, то каменистой пустыней...
Маленький горный кишлак показался неожиданно. Он лежал под ними в легкой дымке — словно далекий мираж. Узкие улочки взбегали на склоны, спускались вниз, петляли вдоль русла реки. На плоских желтых крышах сушились кизяки.
Юлдашев постучался в калитку крайней кибитки. Вышел старик с красной повязкой на голове, взглянув на Юлдашева, торопливо предложил войти во двор. А через полчаса они уже сидели за богатым дастарханом, ели подогретый плов, пили чай.
Чернявского разморило, он склонился на предупредительно подставленные под локти подушки. Юлдашев подозвал хозяина. Они долго беседовали. Иногда Юлдашев повышал голос, и тогда хозяин сгибался в подобострастном поклоне. Иногда весело смеялся и хозяин, вздрагивая, живот смеялся вместе с ним.
Потом Юлдашев кивнул и тоже вытянулся на ковре. Брезгливо покосился на дастархан.
— Убери, спать буду. Только посматривай и слушай. Если что, предупредишь... Да, и вот еще, — он порылся за пазухой, достал пачку денег. — Бери, заслужил. Завтра еще получишь.
Старик переломился в поясе, жадно схватил пачку.
— Рахмат, катта рахмат[4], — проговорил он и принялся убирать остатки пищи. Юлдашев бросил на блюдо недокуренную папиросу.
— Как там? — кивнул он на стену.
— Тихо. Люди не знают, что вы здесь...
У горцев
Больше пяти часов шли Теплов и Карим по горной тропе. Вечер встретил их на подходе к пастбищу. Огромные степные овчарки с куцыми обрубленными ушами подняли яростный лай.
— Гей, гей! — кричали чабаны, разгоняя собак. Один из них, спешившись, подошел, поздоровался с каждым за руку.
— Далеко ли путь держите?
— Далеко.
Чабан широко улыбнулся и пригласил заглянуть на стоянку:
— Отдохните. Дело к ночи, а дорога ночью в горах опасна.
Теплов переглянулся с Каримом. Что ж, чабан, пожалуй, прав.
— Спасибо. С удовольствием отдохнем.
На стоянке разбита брезентовая палатка. Полом в ней служил толстый слой сухого сена, покрытый сверху кошмой из верблюжьей шерсти. Рядом с палаткой на низком столике — приемник, несколько книг. В стороне горел костер. На металлической охотничьей треноге подвешен котелок. В нем аппетитно скворчало сало...
3
Овринг — висячий мостик на отвесных скалах, сплетенный из ветвей кустарников или устроенный из деревянных жердей.