- Ага, - только и сказал я, не зная, как реагировать на такую новость: у мамы есть сестра? В жизни не слышал.
У широченного крыльца нас встретила женщина, одетая в строгий деловой костюм. Она проводила нас на третий этаж и указала на ничем не примечательную дверь сразу поворота от лестницы. К этому времени я уже сообразил, что это пансионат для тихих психов. Прежде чем войти, мама одёрнула светлый джемперок на себе и нерешительно сказала:
- Ни Ингвар, ни Лина не знают, что она здесь.
- А что с нею?
Мама нервно поправила тёмно-русые волосы, избегая смотреть мне в глаза.
- Послеродовая депрессия перешла в параноидальную шизофрению. Зайдём, иначе я никогда не решусь… Пойдём, Вадим.
Я чувствовал себя приволочённым на какую-то готическую выставку.
"Вадим, мне пока исчезнуть?"
- Неа… - шёпотом откликнулся я.
Просто обставленная комната сразу предстала всего лишь фоном для женщины в кресле. Халат, сверху шаль, которая сползла и которую явно некому поправить, ноги в тёплых носках. Я встал перед нею, не зная, что сказать. Она смотрела сквозь меня и, кажется, не слышала и не видела нашего присутствия. Копия моей мамы. Но постаревшей, словно её состарили по определённой компьютерной программе. Особенно седые космы. Как будто нарисованные. Они почему-то сразу заставили меня весьма неприязненно отнестись к женщине. Такой женщина не должна быть - в любом возрасте.
- Риенн, - шёпотом окликнула мама.
Бесстрастное лицо не дрогнуло.
- Она иногда совсем не здесь, - грустно сказала мама и подошла к сестре, по дороге прихватив со стола расчёску. Она поправила шаль на неподвижном теле и принялась ласково и сноровисто управляться с расчёсыванием, словно не в первый раз проделывала это. Впрочем, видно, так и было.
Я побродил по комнате, не представляя, чем бы заняться, пока мама ухаживает за своей сестрой. Но мама погладила Риенн по волосам и со вздохом поманила меня за собой из комнаты. И только в коридоре я сообразил задать естественный вопрос:
- Ты говоришь, послеродовая депрессия? У меня есть кузен? Кузина?
Мама плотно прикрыла дверь и взялась за голову.
- Господи, помоги мне… Вадим, это твоя мать.
В первый момент я просто не понял. А когда понял, только и смог выдавить из себя:
- Моя мать…
Мама обняла меня и покачала, словно расстроенного ребёнка, как делала иногда в детстве. Чуть ниже меня, она всё-таки крепко стояла на ногах.
- Вадим, когда-то я должна была сказать тебе…
- Наверное, когда-то я привыкну к этой мысли, - угрюмо сказал я. - Но ты разрешишь мне называть себя как прежде мамой?
- Попробуй только не назови, - проворчала она куда-то мне в ключицу. - Это мне пришлось ухаживать за тобой, не спать ночами… - Она подняла заплаканное лицо. - Видеть, как впервые удержался на ногах… Как сказал первый раз "мама"… Господи, как всё это тяжело! Я даже не думала…
В обнимку мы вышли из пансионата. Я предложил маме сесть на пассажирское сиденье, но она отказалась.
- Сосредоточившись на езде, быстрее приду в себя. - Она шмыгнула и решительно открыла дверцу со стороны водителя.
Она довезла меня до станции, робко предложив перед тем переночевать у неё. Я отказался, сказал - нужно переварить новость. Она кивнула и уехала.
Лицо той женщины, моей матери, упрямо вставало перед внутренним взглядом. Чтобы отвлечься, я смотрел куда угодно, только бы не слишком долго смотреть на одно и то же место.
"Вадим, прости, - сказал Дилан. - Я не думал, что так может быть".
Я не ответил. Он, кажется, отвлёкся от моих проблем на свои. Во всяком случае, я его долго потом не слышал. И, как оказалось, к лучшему.
На станции, на платформе, я, наверное, стоял в оцепенении где-то с полчаса. Проносились поезда, люди - кто деликатно, кто грубовато - огибали неподвижную фигуру. Кажется, светило солнце. Не помню. Я остался в той комнате с креслом, с застывшей женщиной, которая смотрела сквозь меня.
Взгляд ввинтился между лопаток сильно и раздражающе. И сразу вывел меня из слепого созерцания пристанционной суеты. Два взгляда. Они, словно два шприца, наполнили форму - меня - взрывчатой смесью. Мои соглядатаи. Крысы. Любопытно, их выпустили из полицейского участка, или это следующая пара шпиков?
Как бы там ни было, я понял, что сегодня мирными средствами ухода от них ограничиться не могу. Мне надо выпустить пар. Но и явно схватиться с ними я не могу позволить себе… Поэтому я зашагал к следующее остановке - к маминой. Здесь удобная для прогулок тропка, асфальтированная, с обеих сторон низенькие декоративные кустики. Стоило к тропке спуститься, как, нагруженный проблемами, я почти сразу выпрямился. Взгляды крыс сверлили мою спину, а я с трудом удерживался, чтобы не обернуться и не… Остановился. Продышаться. Пальцы скрючены то ли в кулак, то ли в тигриную лапу, готовую вот-вот распялить когти. Рано. Рано, Вадим, чёрт побери!.. Потерпи. Ещё несколько минут.
Подходя к пристанционному кафе, я уже примерно представлял, что именно сделаю. Привычная картина - байкеры за столиками на улице - тепло, благодатно легла на сердце. Всё-таки боялся, что днём их не застану… Так, кафе-то маленькое. Надеюсь, эти типы за мной войдут…
Я прошёл между уличными столиками, сопровождаемый пока ещё удивлёнными взглядами байкеров. Ишь, привыкли, что в это кафе в Час байкера никто не осмеливается зайти. Открывая-придерживая за собой дверь, заметил, что один из них встал и не спеша пошёл следом. А ещё заметил, что двое неприметных типов-крыс прогулочным шагом продефилировали за ним.
Закрыв за собой дверь, я окинул цепким взглядом помещение и присутствующих. При мне оружия нет. И это хорошо. Потому как огнестрельное, а тем более лучевое на байкерах вряд ли обнаружится. А вот пару обтрёпанных-помятых дубинок при них я уже приметил.
Шесть столиков. Заняты. За стойкой бармен, явно бывший байкер, грузный, как спортсмен-тяжелоатлет на заслуженном отдыхе, смешивал коктейли, а единственная официантка с подносом дожидалась результата… За спиной открылась дверь. В зеркальных витринах бара я видел, как вошёл давешний байкер, за ним - дверь не успела закрыться - скользнули крысы. Стеклянная входная дверь потемнела - и снова распахнулась.
В кафе замолчали, впялившись в меня: всё-таки я личность поярче, чем незаметные типы, умеющие прятаться среди белого света.
Дверь продолжала открываться-закрываться.
Я дошёл до барной стойки. Опытный бармен, многое повидавший на своём веку, насупившись, открыл было рот предупредить меня. Я улыбнулся ему. Он захлопнул рот и, хозяйственно подхватив какие-то бутылки и ещё какую-то прочую мелочь, понёс всё к двери в подсобку, кивнув по дороге девице-официантке.
Обернувшись, я, с той же оскаленной улыбкой тигра, медленно обвёл пренебрежительным взглядом собравшихся. Слишком уверены в себе. Недостаёт опыта бармена. Инстинктивно байкеры чуют во мне опасность, но верят лишь своим глазам: в кафе, фактически принадлежащее им, вошёл интель, весьма раздражающий необоснованной пока самоуверенностью, да ещё в цивильном костюме. А ещё эти бойцовые псы почуяли во мне зверя. Не дичь. А того, которого можно выгнать лишь силой. И - навалившись всей сворой. Иначе - личная территория окажется помечена чужим. И больше всего их раздражает именно это сочетание - внешний вид интеллигента и внутренний зверь.
Соглядатаи ничего не поняли. Их не учили такому. Они видели, что я вошёл в кафе. А значит - надо следить, не свяжусь ли я с кем, не сделаю ли чего, что заставит их принести начальству интересные новости.
Байкеры кружили передо мной, постепенно приближаясь, сужая полукруг. Их магнитом притягивала моя ленивая грация напряжённого, пышущего едва сдерживаемой мощью зверя, сознающего своё превосходство. Не глядя - я помнил расположение предметов на стойке, к которой небрежно прислонился, - и рассеянно я взял маленькую стеклянную бутылочку пива. Всё так же рассеянно и медленно, словно глубоко раздумывая о чём-то, раскрутил металлическую крышку и отсалютовал "хозяевам". И - ухмыльнулся.