- Не бойтесь, профессор, он послушный, - поспешно сказал я.
Профессор глянул на меня почти совиными глазищами - и застыл.
- Дилан, - чуть отвернувшись в сторону, негромко сказал я. - А ведь он меня узнал. Это он делал тату Дэнилу. - И уже Легатте: - Добрый вечер, профессор.
- Вы… кто?!
- Меня зовут Вадим. Я здесь по предложению Дилана Кроуфорда. Вы разрешите зайти? Я ненадолго.
Он раскрыл рот, попытавшись что-то выговорить, но ему удалось лишь кивнуть. Тяжело вздохнув: как же я устал от своих и чужих сильных эмоций, - я протиснулся мимо него, не сообразившего отступить. Он механически закрыл дверь и лишь после этого привычного движения пришёл в себя.
- Пройдите сюда, пожалуйста. Ваши спутники…
В указанной "комнате" Мартин Ри положил труп напарника на поспешно подложенный Легаттой пластик, сам сел на предложенный стул. Кажется, профессор взял себя в руки достаточно прочно: он уже раздражённо высказал претензию:
- Как мог Кроуфорд что-то предложить, когда он умер лет десять назад?
- Кто-то умирает, кого-то умирают, - в тон ему сказал я. - Легатта, вы можете на время приютить этих несчастных?
- Я не уверен, что это провокация, - заявил профессор, косясь на агентов. - Сначала докажите, что я могу доверять вам.
- У меня та же ситуация, - пожал я плечами. - Одного вашего внешнего вида хватает, чтобы вам не доверять. Чего вы хотите, чтобы вы мне доверились? Какого доказательства или доказательства чего?
Профессор вскочил со стула и совершил пробежку от столба к столбу, не отрывая въедливых глаз от меня.
- Вы говорите, что Кроуфорд предложил вам мою помощь. Вот и докажите, что Кроуфорд.
- Дилан, можешь придумать какое-нибудь доказательство?
Профессор превратился в подобие столба, у которого застыл.
"Давай я назову марку вина, которое пили, и закуску", - улыбчиво сказал Дилан.
- Дилан предлагает назвать марку вина и…
- Назовите закуску! - хрипло сказал Брин Легатта.
"Яблоки, фаршированные кусочками акульих плавников".
- Звучит как пароль, - покачал я головой и тоже улыбнулся профессору. - Яблоки, фаршированные кусочками акульих плавников.
Брин Легатта отлепил явно вспотевшую ладонь от столба и медленно, даже как-то боком приблизился ко мне. Он подошёл так близко, что, наклонившись ко мне, чувствовалось, дышал пивным духом.
- Вы… говорите с ним… С Кроуфордом…
- Говорю. Хотите что-нибудь спросить у него?
Он отшатнулся, а меня уже начало забавлять его состояние попеременного ужаса-удивления. Я только хотел повторить насчёт вопроса Дилану, как Легатта оглянулся - в странной панике. Помню, мне показалось, он ожидал увидеть кого-то вдали своего импровизированного зала.
Помню - потому что последнее, что я услышал, - это недоумённый вскрик Дилана: "Вадим!.." Голова взорвалась в белом шёпоте. От боли я закрыл глаза и очутился в комнате со старой женщиной. Она встала с кресла, уверенно подошла ко мне и ладонью закрыла мои глаза.
22.
Обычно из снов (или - в последнее время - из клетки Дилана) я выходил мгновенно. То есть никаких сонных состояний, дремотного забытья. Спал - проснулся. Но не сегодня. Сегодня я открыл глаза, а мне всё ещё снился сон.
Сижу на троне. Всё как надо: высокая спинка, подлокотники. И поза истинно королевская - прямая спина, голова упрямым подбородком вперёд, руки покоятся на подлокотниках, свесив пальцы. Довершает королевскую стать венец на голове. Не просто какая-нибудь пошлая корона, а венец короля - обруч, который обычно короли носят на войне или в боевом походе. Он крепко обнимал голову по лбу и вискам, немного стискивая кожу. Но терпимо.
Когда пространство перестало качаться перед глазами и обрело отчётливые линии, я обнаружил, что не могу пошевелиться. С трудом ведя больными глазами, увидел: кисти рук пристёгнуты к подлокотникам "трона" пластиковыми ремнями. То же - с ногами. Правда, здесь ремней больше - прихватили и по колену, и по щиколоткам. По одному ремню вокруг пояса и шеи. Попробовал наклонить голову. Фиг. Тот самый венец не пустил, колюче впился в лоб.
Поняв, что с разглядыванием лучше подождать, поднял глаза. Судя по всему, маленькое пространство вокруг меня огорожено плотными полиэтиленовыми листами - ширмами. От них до меня впереди - метра два-три пустоты. Кроме "трона", единственная мебель - низкий широкий табурет. На нём лежит мой "Скорпион". Та-ак. Вернёмся к себе. Я в куртке. Не сняли. Не удосужились или некогда было? Напряг левую руку, прижимая к подлокотнику. Волна облегчения словно омыла меня. Даггер на месте! Хоть один коготь у тигра…
- Дилан… - шёпотом позвал я.
Тишина. Наверное, увлёкся работой. Наплевав на обещание не воздействовать на мозги, вызвал в памяти его лицо. Мне надо знать, что произошло и происходит!
Дилан возник перед глазами несколько неуверенно. Я представил, что он оглядывается и… Острая боль взрезала виски и лоб. Уходя в новое беспамятство, я ещё успел поймать впечатление, что королевский венец срезал мне полчерепушки…
…- И если ты ещё раз захочешь воспользоваться внушением, давя на любую личность, ты получишь от прибора полный заряд, - закончил Легатта и гордо вышел за качнувшиеся плотные ширмы - к сожалению, мутные настолько, что за ними не разглядишь даже его фигуры, пока она близко.
Голова болела так, что хотелось вызвать стоматолога и попросить выдернуть все нервы, которые так мешают жить. Как обстоятельно объяснил добрый профессор Легатта, он надел на меня определённого рода ошейник, за который он же мог дёргать как угодно. И угодно было ему подсоединить меня к весьма интересному аппарату. Тот фиксировал колебания мозга и контролировал волны субъекта, который пытался воздействовать на другой объект. Результат - наказание в виде довольно жесткого разряда по мозгам, то бишь по нервным окончаниям.
Пле-ева-ать… Да-аггер. Я всегда ношу нож лезвием к кисти. Пластиковый ремень даёт руке свободного движения лишь на несколько миллиметров. Достаточно, чтобы попытаться… В мути болевого тумана я напряг руку, всё так же прижимая её к подлокотнику. Больше никогда… Больше никогда не буду носить даггер в ножнах. Довольно того, что ремни прижимают его к руке…
Боль мешала сосредоточиться. Но исподволь поднималась ярость попавшего в ловушку тигра. И я наконец почувствовал, как насечки рукояти впились в кожу. Эта боль - благодатна. Расслабил мышцы. Чуть приподнял руку. Назад. Миллиметра два-три. Даггер отлепил насечки от кожи. Три миллиметра выхода из ножен. Я снова прижал руку к насечкам рукояти. И снова расслабил… Иногда мышцы отказывались работать, иногда их скручивала судорога - и я корчился всем телом, вынужденно распятый на "троне". Иногда отказывало сознание, и я приходил в себя - в панике, не пришёл ли проф, не заметил ли моей попытки вырваться.
Он пришёл, когда я толкал даггер, вынутый из ножен, между кистью и ремнём. Оглядев меня, мокрого от напряжения (вот когда я точно испугался, что он сообразит, а то и увидит!), он ехидно сказал:
- Сейчас приедут люди и заберут тебя отсюда.
- Судя по тому, как вы это сказали, это явно не полиция, - вяло сказал я.
- За столько лет здешней жизни я свёл знакомство с людьми, которые умеют выполнять работу тихо и без громких слов, - скромно сказал Легатта. - Я помогаю этим людям, они помогают мне.
- Проф, что я такого сделал, если вы решили меня вот так?
Легатта поднял палец.
- Не нашлось ещё на свете человека, который смог бы мне заморочить голову, чтобы я перестал соображать. А то я не понял, что ты пришёл поинтересоваться, в какой степени я всё ещё продолжаю свои разработки. Шито белыми нитками. Ясно? Подумаешь, похож он… А то я пластической операции не разгляжу. Тоже мне, телепатия у него с Кроуфордом. Дилан Кроуфорд мёртв. Я был на его похоронах. И я сказал раз и навсегда: меня больше не интересует государственная служба. Если я что и исследую, то только для собственных нужд - и не более. Впрочем, чего это я перед тобой распинаюсь? Ты, голубчик, труп. Таких, как ты, на Нижнем уровне не любят.