— Это ещё что?
— Буквы М, — буркнул я.
— Зачем вы себя изрисовали? — вздохнула маманя.
— Просто так, — пробубнил я.
Маманя густо-густо намылила мочалку, и, крепко держа меня за плечо, стирала М, пока не стёрла. Аж заболело.
Я покупал в лавке мистера Фица полбрикета мороженого. Было воскресенье. Поверхность мороженого была точно в маленьких волнах. Мне было велено, сказать мистеру Фицу, чтобы записал покупки за маманей, что означало: в пятницу маманя сама заплатит. Мистер Фиц упаковал мороженое в такую же бумагу, в какую заворачивал венские рулеты. Бумага моментально подмокла.
— Пожалуйте.
— Большое спасибо.
И вдруг входит миссис Кирнан! Вдруг — очертания её фигуры в дверях! Щёки у меня сразу загорелись. Хочет опознать меня по красным щекам и схватить. Она знает.
Я миновал миссис Кирнан. Сейчас схватит за плечо, остановит. Около магазина стоит куча народу, разговаривают. С газетами, со стаканчиками мороженого. Посмотреть пришли на мой позор. Кевина папаня с маманей стоят. И девочки. Сейчас она сграбастает за шиворот и заорёт.
Я перебежал улицу и вернулся домой по другой стороне. Знала. Кто-то ей сказал. Как пить дать знала. Специально ждала. Забежала за мной в магазин, чтобы проверить, покраснею или не покраснею. А я покраснел. И до сих пор багровый, аж щёки жжёт. Волосы у миссис Кирнан были длиннее маманиных, да и пышнее, гуще. Каштановые волосы. Она никогда не говорила «привет». Никогда не ходила в магазин. Кирнаны ездили только на машине. Они жили на нашей улице, почти-почти рядом с нами. Мистер Кирнан был единственный взрослый дядька в Барритауне, носивший кудри. Мало кудрей, он ещё и усы отрастил.
Я оглянулся — фу! Не пошла за мной — и перебежал на нашу сторону улицы. Какая она была красивая. Просто бесподобная! В воскресенье — и в джинсах. Наверное, сидит в засаде и сейчас меня цап-царап.
Я мешал мороженое ложкой, пока оно не растаяло. Сделал горочки, потому что волны уже растаяли. Мороженое сплошь порозовело. Обычно я ел маленькой ложечкой, чтобы растянуть удовольствие. Щёки загорелись, но не так сильно как первый раз. Кровь бухала в висках. Прямо перед глазами стояло, как выхожу, а там поджидает миссис Кирнан; обратится к мамане, расскажет ей про трусики, и папаня узнает. Мне мерещились её шаги. Я ждал звонка.
Если я доем мороженое, а звонка всё ещё не будет, миссис Кирнан не придёт. Надо побороть искушение сглотнуть мороженое одним махом, есть спокойно, как обычно. Я всегда додал последний. Лизать стаканчик разрешалось. Звонка всё не давали и не давали. Я почувствовал, что дело сделано, задание выполнено, и щёки уже не горели. Стало очень тихо. За столиками остались одни мы. Я не смел глаз поднять на родителей.
— А можно носить джинсы в воскресенье?
— Нет, — ответил папаня.
— Когда как, — ответила мама, — Сразу после мессы нельзя, а вечером можно.
— А я говорю, нельзя!
Маманя глянула на него, как глядела на нас, застав за каким-нибудь хулиганством: даже печальнее.
— Да у ребенка и нет никаких джинсов, — проговорила она. — Он просто так спросил.
Папаня не ответил. И маманя ничего больше не сказала.
Маманя читала книжки. Обычно ночью. Мусолила пальцы, когда перелистывала, и мокрые отпечатки оставались в уголках страниц. Загибала уголки. Поутру я находил её закладку — клочок газеты — и отсчитывал, сколько страниц маманя прочла за ночь. Рекорд был сорок две.
Парты в нашей школе пахли церковью. Хенно велит уснуть — сложишь руки, уткнёшься лицом в ладони, и пахнет совсем как от церковных сидений. Приятно. Пряно и немножко вроде земли под деревьями. Я даже лизнул парту. Надо же, пахнет вкусно, а вкус на редкость противный.
Однажды Иэн Макэвой натурально уснул, когда учитель скомандовал «Усните!». Наш Хенно болтал в дверях класса с мистером Арнолдом, и велел нам сложить руки, уткнуться в них и уснуть. Он всегда так делал, если хотел было перекинуться с кем-то словцом или почитать газету. Мистер Арнолд носил локоны аж ниже подбородка. Однажды его показывали по телевизору в передаче «Концерт для полуночников»; он с двумя дамами и ещё с одним мужчиной играл на гитаре и пел. Мне разрешили посмотреть, хотя было уже поздно. Одна дама тоже играла на гитаре. Она с мистером Арнолдом стояла чуть позади, а другая пара — посередине. Рубашки у дам и мужчин были одинаковые, только мужчины все при галстуках, а дамы без галстуков, само собой.
— Да, недурная прибавка к учительскому жалованью, — сказал папаня.