— Черта с два!
— Ах так, я сразу же уеду.
— Лгунья.
— Спокойной ночи.
— Приятных сновидений.
Она прошла в собственную комнату.
По-прежнему чувства переполняли ее. Лунный свет, словно расплавленное серебро, струился через окно и падал к ее ногам бесплотным великолепием. Осторожно присев на самый краешек кровати, она склонилась над ним, как над омутом, обхватив голову руками.
Невидящим взглядом она смотрела прямо перед собой, как сомнамбула, подняла руку и пальцами провела по губам. Они слегка распухли. Она облизнула нижнюю губу и ощутила вкус Адама.
Закрыв глаза, она невольно глухо застонала. Как же так, как вообще это могло случиться, в самом деле, всерьез, да еще и с ней! Она готова была биться об заклад на что угодно, что никогда не позволит себе никаких эмоций с пациентом. Это правило выведено на первой странице записной книжки каждого физиотерапевта.
И тем не менее это она сидит здесь, ее чувства обострены, ее нервы напряжены, и ничего с этим не поделаешь.
Ничего подобного раньше не приключалось. Да, ей нередко приходилось иметь дело с нахальными приставаниями. Не одна рука пыталась залезть к ней под юбку, пока она делала массаж. Десятки влюбчивых больных, уверивших себя, что увлечены ею, потому что она слишком близка к их телу, пытались и щупать, и лапать ее. Она отражала эти непрошеные приставания, считая их всего лишь профессиональным риском и сразу же забывая о них.
Но этого не забыть. По крайней мере, не скоро, если вообще забудется. Хотелось бы заставить себя поверить в то, что ничего особенного не произошло. Или хотя бы приуменьшить силу воздействия. Но все это было. И слишком сильны ощущения. Вся она, все ее естество чувствовало и жило этим: губы, грудь, бедра. Она посмотрела на свою грудь. Да, это не сон, не ее буйная фантазия: вот и царапинки на коже от его небритых щек и подбородка. Соски до сих пор были пунцовыми, влажными и болезненно ныли. Она едва осмелилась дотронуться до них.
Вдруг, как от выстрела, она подпрыгнула от телефонного звонка, оглушившего ее своей внезапностью.
Подняв трубку, Лайла в испуге прокричала:
— Что такое? То есть, алло. То есть, я хотела сказать — резиденция Кэйвано.
— Лайла? Что случилось?
— Что случилось? Это я хочу тебя спросить — что случилось?! — раздраженно заорала она. — Ты меня разбудила, вот что случилось. Ты в курсе, который у нас час?
— Нет. Который?
— Откуда, черт возьми, я знаю? Очень поздно, этого тебе достаточно?
— Извини, — сокрушенно произнесла Элизабет. — Но, во всяком случае, у меня приятные новости.
— Ребенок? — У Лайлы сразу изменилось настроение.
— Нет, пока еще нет. Врач сказал, что еще несколько недель.
— Как ты себя чувствуешь?
— Толста, как дирижабль.
— Я дам „Гудеар"[2] твое имя и номер телефона. Может, они найдут тебе применение.
— А как Адам?
— Он. Он хорошо. Да, хорошо.
— У него прибавилось сил?
У Лайлы перехватило дыхание, когда она вспомнила ощущение той силы, которую ей довелось испытать, сидя у него на коленях.
— О да, значительно.
— Вы там еще не поубивали друг друга?
— Пока нет. Но уже близки к этому.
— Я потому и звоню. Мы наконец-то нашли тебе замену.
Лайлу словно громом поразило.
— Замену?
На другом конце провода возникло легкое замешательство. Затем Элизабет спросила:
— Я правильно набрала номер? Я разговариваю со своей сестрой, Лайлой Мэйсон, физиотерапевтом гостиничного магната Адама Кэйвано, так?
— Извини, Лиззи, — ответила Лайла, потирая висок. — Я, видимо, говорю что-то не то. Уже столько времени прошло с момента нашего разговора насчет замены, что я забыла.
— Забыла? — не веря своим ушам, переспросила Элизабет. — Ты так настаивала.
— Я была... я и сейчас. — Она злилась на себя за то, что не испытывает облегчения, получив возможность уехать, но свое раздражение вылила на Элизабет, сурово спросив: — Что же заставило тебя так долго искать?
— Инспектор вашей больницы порекомендовала нам несколько человек, и мы переговорили с ними, но я как-то не могла представить их врачующими Адама. Но вчера, наконец, мы беседовали с неким доктором средних лет, имеющим прекрасные рекомендации. Мы с Тэдом решили, что он вполне подойдет. Он готов, хочет и может выехать немедленно. Хоть завтра, если ты скажешь.
— Понятно.
— Кажется, ты не в восторге.
— Да нет, я рада, только... Ты сказала — мужчина средних лет?
— Около пятидесяти.
— Хм.
— Лайла, в чем дело?
— Ничего, я просто туго соображаю. Ты же только что разбудила меня. Поэтому мне нужно время, чтобы все переварить.
Ей понадобилось время, чтобы понять, почему она не кувыркается от радости при мысли, что уже завтра может покинуть дом Адама Кэйвано.
Ну во-первых, они стали привыкать друг к другу. Во-вторых, достигли значительных успехов на пути к его полному выздоровлению. В-третьих, только что обнимались в его кресле.
Лайла честно пыталась разобраться, какая из всех этих причин для нее оказалась решающей, заставляя отказаться покинуть его сейчас. Ей и вправду хочется довести его до полного выздоровления.
Ей хочется, чтобы именно к ней первой он подошел сам, своими собственными ногами. Ей хочется разделить с ним победу над его временным недугом. Ей хочется опять целоваться с ним.
Но этого не будет.
Она этого не допустит. Объяснения Адама, почему он ее целует, взяты из учебника. Ее объяснения слишком нелепы, поэтому абсолютно непонятны. Принимая все это во внимание, она сочтет сегодняшнее происшествие ошибкой, выбросит из головы и проследит, чтобы это никогда не повторилось.
А раз так, то было бы нелепо приносить в жертву все, чего они добились, из-за одной мелкой неосторожности. Необходимость привыкнуть к другому физиотерапевту может резко ухудшить состояние Адама. Разве это хорошо для больного? Нет. Не следует ли, принимая решение, прежде всего исходить из соображений наименьшего вреда для больного? Да.
— Мне не нужна замена.
— Что?
Лайла еще тверже повторила.
— Ты понимаешь, сколько сил и времени мы с Тэдом потратили на поиски?
— Понимаю и прошу меня простить.
— Ты могла бы поставить нас в известность, что передумала.
— Я только сейчас до конца осознала это. Правда, Лиззи, мне очень жаль. Попроси за меня прощения у Тэда.
Элизабет устало вздохнула.
— Ну ладно. Все эти поиски, в конце концов, пошли мне на пользу — время в ожидании малыша пролетело быстрее. Кроме того, на самом деле мы и не хотели этого. Мы с Тэдом всегда считали, что ты наиболее подходящий врач. Мы оба рады, что Адам в твоих опытных руках.
„У Адама тоже отнюдь не руки дилетанта", — подумала Лайла. От одной лишь мысли о его ласках, она покрылась испариной.
— Ну ладно, Лиззи, если это все, то я ложусь спать.
— С тобой точно все в порядке? Ты по-прежнему говоришь как-то странно.
— Все в порядке. Обними за меня детей. Поцелуй моего красавца зятя. Пока. — Она быстро положила трубку и даже отдернула руку от телефона, как будто он мог обвинить ее в лицемерии и обмане.
Но не так-то легко уйти от собственной совести. Откинув простыни, она вытянулась на постели, поздравляя себя с подвигом: она решила не сдаваться, испить всю чашу до дна, какой бы горькой она ни оказалась.
Но в глубине души она знала, что поступила так из чистого эгоизма. По крайней мере, частично.
7
— Ты всегда спишь обнаженной?
— Мммм...
— Ты всегда спишь обнаженной?
Лайла вяло потянулась под атласными простынями. Широко зевнула. Медленно приоткрыла глаза. На секунду. А потом широко распахнула.
— Адам?!
— Ты еще помнишь мое имя. Я польщен.
Лайла откинула с лица спутавшиеся волосы, зажала на груди простыню и приподнялась на локте.
— Что ты делаешь в моей комнате? Как ты сюда попал?
— Ты еще не ответила на мой вопрос.
— Какой вопрос?
— Ты всегда спишь...