— Да! С какой это стати Пит привез тебя сюда?
— Пит и не догадывается, что я здесь. Я проделал все сам.
— Не веря своим глазам, Лайла присмотрелась. Адам сидел в своем кресле на колесах.
— Ты сам перебрался из кровати в кресло, без чьей-либо помощи?
— Гордишься мной?
— Конечно, горжусь. — Она на мгновение одарила его сияющей улыбкой. — Однако ты не ответил на мой вопрос. Что ты здесь делаешь?
— Нарушаю твое уединение.
— Вот именно. Будь так любезен, выйди. — Второй вопрос просто сорвался с кончика ее языка: — Как ты узнал, что на мне ничего нет?
— Посмотрел под простыню.
Она недоверчиво покосилась на него.
В ответ он рассмеялся:
— На самом же деле — твой купальник валяется на полу, а на плечах не видно никаких бретелек.
— О-о! Хорошо, будьте столь любезны, мистер Кэйвано. — Она холодно кивнула на дверь. — Мне нужно принять душ и одеться.
— Я кое-что тебе принес. — Он набросил ей на шею венок из пастельных плюмерий и с удовлетворением поправил его. — Добро пожаловать на Гавайи, Лайла.
— Ну, положим, с этим ты опоздал на несколько недель...
— Стоит ли придираться к мелочам?
Лайла опустила взгляд на хрупкие, благоухающие лепестки, с благоговением дотрагиваясь до них. Мокрые от росы, они приятно холодили кожу.
— Спасибо, Адам. Просто восхитительно.
— Знаешь, чем сопровождается венок? — Она метнула на него быстрый взгляд. В его глазах мелькнули озорные огоньки. — А, вижу, что знаешь.
— Мы опустим вторую часть традиции.
— Именно из-за этого традиция и живет в веках. Кроме того, я никогда не нарушаю традиций.
Обняв ее затылок, он привлек девушку к себе и поцеловал, медленно и умело.
— А вот и неправильно, — проговорила она, как только он отпустил ее. — Предполагается лишь легкий поцелуй в обе щеки, не так ли?
— Обычно так.
— А я-то думала, что ты чтишь традиции.
— Только не в тот момент, когда замешан твой рот и мой язык.
Он успел поцеловать ее еще раз, прежде чем ей удалось принять какие-то меры предосторожности.
Наконец она собрала в кулак свою волю и сказала:
— Уходи! Мне надо встать и одеться.
Он опустил глаза и уставился на простыню, в то самое место, где под легкой тканью четко вырисовывалась чудной формы грудь.
— Мне кажется, нагая — ты просто великолепна. Пожалуйста, не одевайся, если это только ради меня.
— Как раз ради тебя. Ты здорово потрудился, чтобы самостоятельно выбраться из кровати. Надо закрепить успех.
— У меня более интересное предложение. Давай устроим себе выходной и отпразднуем мою победу.
— Чем же мы будем заниматься?
Он ласково провел большим пальцем по ее губам.
— Останемся в постели. — И выразительно посмотрел. — В одной постели. В этой. Голову даю на отсечение так мы максимально закрепим все мои усилия.
В какой-то момент Лайлу пленил его слегка охрипший голос, это соблазнительное предложение. Но здравый смысл вовремя восторжествовал, и она произнесла сварливым тоном:
— Не смеши людей. И потом, у тебя сегодня не выходной. Равно как и у меня.
Адам благодушно воспринял ее отказ и откатился от кровати.
— Но этого не перечеркнуть, Лайла.
— Что?
— Притворяешься, что прошлой ночью ничего не произошло. Однако я проголодался и потому исчезаю. — Он развернул кресло и направился к двери. На пороге Адам оглянулся. — И все-таки я заглянул под простыню.
Она сузила глаза.
— Блефуешь, Кэйвано.
— Думаешь? У тебя очень сексуальная родинка как раз там, где кончаются трусики, — протяжно произнес он.
Он выехал прежде, чем она успела ответить. Лайла сбросила с себя простыню и метнулась к двери. С треском ее захлопнула и заперла, делая это намеренно громко, чтобы он услышал. Затем влетела в ванную и включила душ.
Адам просто смеется над ней, сам он легко относится к происшедшему накануне. Видимо, считает, что она очень стеснялась, и не берет в расчет ее чувства. Прошлой ночью они поддались влечению, однако должны быть очень серьезно основания, чтобы позволить этому повториться. Одно лишь желание, никакая не влюбленность — вот что двигало им. Конечно, нелегко будет заставить его снова видеть в себе врача-физиотерапевта, а не любовницу. Необходимо принять жесткие меры.
Часом позже она вошла в его комнату. Он бросал баскетбольный мяч в корзину, которую Пит закрепил на стене.
— Хватит игр. Этим займешься в свободное время. Следующие полтора часа принадлежат мне.
Она включила стереосистему. Голос Уитни Хьюстон слился с хором.
— Что с тобой? — поинтересовался Адам. — Начались месячные?
Лайла, возмущенная его хамством, медленно обернулась.
— Это ведь вас не касается, не так ли, мистер Кэйвано?
— Или твое плохое настроение связано с сексуальной недостаточностью?
— Я не собираюсь реагировать на твои выпады.
— Не получится. Так же, как и забыть вчерашнее. А где мой венок?
— В холодильнике у меня в комнате.
— Почему не на шее?
— Не говори глупостей. Не могу же я работать с венком на шее.
— А когда ты его наденешь?
— Не знаю.
— Сегодня к обеду?
Пора расставить все точки над „i'' .
— Послушай, Адам. В последнее время мы слишком много бываем вместе. Врач может быть наставником, иногда доверенным лицом, но никогда...
— Любовницей?
— Я вовсе не это хотела сказать.
— Разве?
Усилием воли она сдержалась.
— Между нами не должно быть таких близких приятельских отношений.
— Никогда не целовался с приятелями.
— Но мы и не влюбленные.
— Конечно. Мы благополучно миновали эту стадию. На самом деле все предварительные этапы уже пройдены. И мы готовы к настоящим подвигам.
Эта провокация привела ее в трепет. Пытаясь не реагировать, она перевела дыхание и строго сказала:
— Если так пойдет и дальше, то я просто утрачу свой авторитет. В последний раз прошу тебя прекратить все попытки и впредь воздерживаться от подобных детских сексуальных игр. Мы приблизились к новым рубежам. С этого момента будет еще труднее.
Когда она закончила свой монолог, его лицо совсем потемнело. Ее терпению пришел конец, но его взрыв и вовсе оказался неизбежным. Теперь он мрачно выстукивал пальцами по подлокотнику своего кресла.
— Еще труднее? Что может быть труднее, чем час за часом выносить твои придирки и требования того, что я не в силах выполнить.
— Я и не говорила, что до сих пор мы в бирюльки играли.
— Все, хватит! — заорал он. — Это невозможно.
— Я сыта твоим хныканьем. Пора начинать, — сказала она тоном, не терпящим возражения.
Утренние занятия стали истинным наказанием. Она заставляла его проделывать такие упражнения, которые возвращали к жизни его бездействующие мускулы, но он работал без всякого энтузиазма. После того как она упрекнула его в лени, Адам приложил все усилия, и дело закончилось судорогами. Во время массажа он проклинал ее заодно со своей болью. Она повезла его в кровать отдохнуть, держась от коляски на расстоянии вытянутой руки, за что выслушала дополнительные проклятия.
Последнее время Лайла довольно часто подолгу задерживалась у него после занятий. Они смотрели по телевизору спортивные передачи, мыльные оперы, слушали музыку, играли в настольные игры и карты, просто болтали. Сегодня же до дневных занятий к нему она не заглядывала.
Они начались еще хуже, чем утренние. Она дошла до предела сразу же, как только услышала:
— Никогда больше не смей убирать от меня кресло.
И окончательно ее добило то, что он попросту отказался от упражнения, которое разрабатывало колено, заявив:
— Я не собираюсь его больше делать.
— Ну и чудно. — Лайла убрала руку, и его нога с глухим стуком упала на мат. — Раз ты так ведешь себя, я ловлю тебя на слове и устраиваю себе выходной, который ты предлагал сегодня утром. Ты напомнил мне, что у меня не было ни одного выходного с тех пор, как я сюда приехала.