— У меня. Она велела Питу выбросить картинку, а тот притащил ее мне.
— Тащи ее обратно.
В некотором замешательстве, но чрезвычайно польщенная, Лайла сходила к себе и вернулась с картинкой в руках. Повесила ее на тот же самый гвоздь, который сама вбивала в стену.
После того как она поправила раму, он удовлетворенно произнес:
— Вот так гораздо лучше. А теперь начнем.
Они направились к брусьям. Руки действовали куда лучше, чем утром, да и с ногами дело уже пошло на лад.
Она даже вынуждена была остановить его:
— Адам, ты просто изнуряешь себя.
— Еще пять минут.
— Что толку в завтрашнем дне, если ты исчерпаешь все силы сегодня?
— Я вовсе не изнурен, а просто возбужден.
Наконец, она уговорила его вернуться в кресло.
— Давай пропустим упражнения на столе. Отправляйся в кровать. Я сделаю тебе растирание и оботру губкой.
После растирания и обтирания, когда она пожелала ему спокойной ночи, он, невинными глазами уличая ее во лжи, спросил:
— А как насчет всего остального?
— Остального?
— Уроков супружеской жизни с целью развлечения и продолжения рода, которые я должен так хорошо усвоить с твоей помощью. — Его голос снизился до хриплого шепота. — Когда мы начнем работать над этим?
9
Лайла не ответила.
Он немного подождал и поторопил с ответом:
— Ну?
— Что ну?
— Когда начнем лечение? — Приблизившись, он обнял ее за шею. — Думаю, сейчас.
Она натянуто улыбнулась:
— Ты подумал, я серьезно?
Он сощурился и кивнул.
— Да, думаю, серьезно.
— Это лишь еще одно подтверждение того, как человек может заблуждаться. Я говорила просто так, разглагольствовала, лишь бы зубы заговорить, как выражался мой папа. Обыкновенная уловка, чтобы отделаться от Белоснежки. Она же свела на нет все, что мы сделали. Она все разрушала. Что головой качаешь?
— Брось сиюминутные оправдания, Лайла. Ведь это задело тебя за живое, ты расстроилась. И без всякого умысла ты высказала именно то, что думала. Просто выпалила сгоряча.
Непроизвольно и как-то очень нервно Лайла облизнула губы. Адам провел большим пальцем по ее нижней губе. Она попыталась увернуться, но он не отнял руки.
— Слушай, Кэйвано, я ведь пыталась обдурить ее. Ты что, шуток не понимаешь?
— Понимаю, когда шутят. Но ты не шутила.
— Откуда ты знаешь?
Он выпрямился и приблизился к ней настолько, что обжег ее своим дыханием.
— Потому что ты хочешь меня.
— Ничего подобного!
— Ты неделями устраивала это представление. Мне не оставалось ничего другого, как предоставить тебе действовать самой. — Он послал ей воздушный поцелуй. — Теперь моя очередь действовать.
— Я не позволю...
— Заткнись, Лайла.
Он рывком привлек ее к себе. Несколько раз грубо и жестко попытался своими губами разжать ей рот, пока ее губы не сделались податливыми. Впиваясь в нее, он прошептал:
— Открой рот.
— Адам...
— Спасибо. — Он все глубже устремлялся в этот сладостный и влажный жар.
Лайла поначалу противилась, но это лишь распаляло его, в свою очередь вызывая в ней страстное желание. Она совершенно лишилась сил и упала в его объятия. Затем безвольно склонила голову, и он запустил обе пятерни в ее волосы. Лайла упала ему на грудь и с наслаждением зарылась в мягкие вьющиеся волосы головой и руками, кольцами опутавшие ее пальцы, словно поймав в ловушку.
Затем, отпрянув, она, чуть дыша, позвала его, а он не слышал, ласково изучая губами ее шею.
— Ты необычайно притягательна, — сказал он.
— Я? — Она наклонила голову, и он захватил губами ее ухо.
— Ты привлекаешь мужчин везде, где только появляешься.
— Я не нарочно.
— Детка, ты не могла бы рекламировать свои прелести лучше, даже с надписью на груди: „Рождена для постели".
— Меня не так-то легко заполучить.
— Потому-то ты так чертовски сексуальна. Рекламируешь, но не раздаешь. Этого достаточно, чтобы свести с ума. Только бы видеть тебя, касаться, попробовать.
Он выдохнул последнее слово прямо ей в лицо и снова уже жаждал ее губы. Скользнув под блузку, он добрался до ее груди и, сгорая от нетерпения, отстранился и засмотрелся на нее. Грудь чарующей формы притягивала, манила своим совершенством.
Нежно поглаживая ее, он прошептал:
— Боже, как я соскучился.
Затем наклонился и захватил ее сосок губами. Лайла ощутила ласковое прикосновение его языка, мурашки по коже и мгновенно отвердевший сосок. Невольно она вцепилась в его шевелюру и, откинув голову назад, слабо вскрикнула. Ей хотелось продлить миг блаженства, и, когда Адам отпрянул, застонала, не желая лишаться источника наслаждения. Удивленно посмотрела на него невидящим взглядом.
— Еще, — прерывистым голосом попросила она.
Он быстро и крепко поцеловал ее.
— Я хочу смотреть на тебя. Ты разденешься?
Лайла моментально отрезвела:
— А?
— Я бы раздел тебя сам, — сказал он печально, — но хотелось бы при этом стоять на своих собственных ногах. — Он снова поцеловал ее и, продолжая прижиматься к ней губами, настойчиво прошептал: — Разденься для меня, Лайла. Раздевайся долго, сексуально.
Она соскользнула с кровати и встала рядом. Теперь все было в ее власти. Она увернулась от его ласкающих рук и настойчивых губ. Можно вновь проявить свою профессиональную отстраненность, отказаться от чувств к своему пациенту. Короче говоря, самое время повернуться и бежать.
Но она застыла у его постели как вкопанная. Страстный огонь в глазах Адама, ее собственное желание любить и быть любимой остановили ее. Профессионал отступил, уступив место женщине, ранимой, беззащитной перед этой дилеммой. В том, что она предпочтет, сомнений и быть не могло.
И никакой борьбы. Еще до того как она выскользнула из его объятий, Лайла уже знала, что вернется. Нагая и полная желания.
Глядя ему прямо в глаза, она стянула через голову блузку и застыла на несколько мгновений, подняв руки высоко над головой, затем медленно опустила их и уронила блузку на пол. Волосы золотистой волной падали на плечи. Адам, следя за каждым движением, обвел восхищенным взглядом ее груди, каждую по отдельности, и остановился на упругих коралловых сосках.
Лайла продолжала раздеваться. Пальцы ее утратили свое обычное проворство, но ей удалось расстегнуть пуговицу и молнию на шортах. Какое-то мгновение она колебалась, потом стала медленно спускать их по бедрам, и они, скользнув, упали к ее ногам. Она перешагнула через них и едва заметно улыбнулась. Свойственная ей уверенность мгновенно улетучилась, и ее проявившаяся вдруг беззащитность заставила сердце Адама биться еще сильней.
— Подойди ко мне, — сказал он вдруг прерывающимся голосом.
Детскими нетвердыми шагами Лайла приблизилась к постели. Он протянул руку и коснулся почти незаметного бледного шрама, с детства оставшегося после аппендицита, задержался около пупка и кончиком пальца медленно провел по треугольнику ее коротеньких трусиков.
— Восхитительно, — выдохнул он, дотрагиваясь до бледно-голубой полоски кружев, прикрывавшей нежное светлое облачко.
Он скользнул рукой под кружевную резиночку на ее бедрах. Горячая, ищущая рука и прохладная плоть... Он не отнял руки, пока не вывел пальцем контура ее бедер, и, даже вынырнув из-под кусочка нежной ткани, все еще продолжал касаться их.
— Заканчивай.
— Я... Я не могу, Адам.
— Почему?
— Я стесняюсь.
— Но ведь раньше ты же раздевалась перед мужчиной?
Она беспомощно отвела взгляд.
— Но это всегда было... Я имею в виду...
— Пожалуйста, Лайла.
Его мольба растопила остатки ее сдержанности, и, отбросив всякий стыд, она спустила трусики и шагнула вперед. Потом без тени смущения она, всегда так презиравшая тех, кто стесняется человеческого тела, гордо выпрямилась и встала перед ним.
Адам тихонько выругался.
— Я предполагал, что ты прекрасна, но настолько... — Он так залюбовался ею, что прервался на полуслове. — Ложись.