— Все-таки я оказалась права. Это действительно прескверная затея.
2
— Какого черта ты тут делаешь?
— Навещать больных друзей — одна из моих добродетелей.
— Это у тебя-то добродетели! Сомневаюсь даже, есть ли у тебя друзья. Но и в этом случае, вряд ли у тебя когда-либо возникает желание навещать их.
Она поцокала языком:
— Боже мой, да мы сегодня не в духе.
Адам насупил свои темные брови и рассвирепел.
— Настроение отвратительное, и не без основания, — прорычал он. — Столетняя война по сравнению с моими последними двумя неделями просто праздник. Я находился в руках безграмотных шарлатанов, которые, на все мои вопросы тупо твердили одно и тоже: „Надо подождать и посмотреть, надо подождать и посмотреть." Я оказался беспомощной жертвой деспотичных медсестер, которые, наслаждаясь безграничной властью надо мною, пихали меня, втыкали трубки в отверстия, о которых я и представления не имел, и кормили меня отбросами, там, где еще не утрачена чувствительность, меня беспрестанно мучила невыносимая боль. Не сомневаюсь, что у меня вся спина в пролежнях и, определенно, волдырь на языке. — Он остановился, чтобы перевести дыхание. — Мало этого, еще и ты тут объявилась, что побуждает меня вновь задать свой вопрос. Какого черта ты тут делаешь?
— Мне необходимо воспользоваться твоим душем, — заявила она нахально. — Прошу прощения.
— Не смей! Эй, куда ты? Вернись, Мэйсон! Мэйсон!
Лайла покинула комнату, не обращая внимания на вопли, и прислонилась к двери, во время захлопнув ее, так как пущенный вслед стакан тотчас разбился вдребезги.
Лайла присвистнула и крикнула из коридора:
— Ух ты, ну что, полегчало?
Она спустилась вниз и по запаху нашла кухню с огромным витражным окном. Из окна открывался великолепный вид на горы и Тихий океан на горизонте.
— Ты мазохист или как? — спросила она хозяйничавшего здесь Пита.
Пит оторвался от своего занятия, задержав на минуту на весу мощный нож, которым он орудовал с такой ловкостью, что она не успевала ухватить то мгновение, когда он переходил от шинкования одного овоща к другому.
— Ладно, не обращай внимания. Куда ты положил мои вещи?
Счастливая улыбка озарила лицо Пита, и он опять повел ее наверх.
— Прямо, следующая дверь, — сказал он, кивнув в сторону комнаты Адама.
— О-о-о!
— Вам не нравится комната?
Вид мгновенно сникшего Пита заставил ее сменить саркастическую гримасу на улыбку.
— Нет, комната шикарная, правда.
Лайла шагнула мимо него и ступила в односпальные гостевые апартаменты, которые были раза в два больше всей ее квартиры. Ну и, конечно же, обстановка: небольшой холодильник с морозильной камерой, двухконфорочная плита и бар с прохладительными и прочими напитками, а главное — ванная комната, строго отделанная черным мрамором, что, несомненно, придавало ей изысканность и выглядело очень стильно.
— Жаль, я в свое время не занялась гостиничным бизнесом, — еле слышно пробормотала она, пробегая пальцами по прелестным зеленым полотенцам. Со вкусом подобранный ковер гармонично дополнял убранство комнаты.
— Прошу прощения?
— Ничего, Пит. Я всего-навсего завидую. Когда ужин?
— Восемь часов.
Она взглянула на часы и мысленно подсчитала, сколько часовых зон она пересекла.
— Я, пожалуй, успею принять ванну и вздремнуть. Разбудите меня в семь тридцать.
Он часто закивал.
— Когда мистер Кэйвано ел в последний раз?
— С приезда не ел.
— Я так и думала. Вообще ничего не ест?
Пит помотал головой.
— Приготовьте ему поднос с ужином.
— Бесполезно. Сбросит все на пол.
— На сей раз не сбросит, — возразила она, и в глазах ее сверкнула решимость. — Кстати, днем посыльный должен доставить сюда кое-какое оборудование. Если фургон сможет пробраться по этой козлиной тропе... — задумчиво бросила она в сторону. — Да, и в апартаментах принца Кэйвано надо подмести осколки.
Пит собирался распаковать ее вещи, но Лайла пренебрегла его услугами, сгорая от нетерпения воспользоваться ванной с подводным массажем. Затем, раскинувшись на широченной кровати и укрыв обнаженное тело атласной простыней, мгновенно уснула. Она могла бы проспать так вечность, по крайней мере еще часов восемь, но ее разбудил стук в дверь. Маленький слуга принес на серебряном подносе стакан охлажденного ананасового сока. Поблагодарив Пита, она залпом осушила стакан.
— Я скоро спущусь.
Слуга заторопился. Лайла нехотя сбросила простыню и с сожалением покинула постель.
— Позже, — сказала она, любовно похлопав по атласной материи.
Никому бы и в голову не пришло упрекнуть ее, вздумай она подождать с началом курса физиотерапии до следующего утра. День выдался воистину адским, особенно учитывая затянувшееся путешествие. Но она на работе, и работа хорошо оплачивается. И не стоит давать повода, чтобы кто-нибудь когда-нибудь даже просто намекнул, что она воспользовалась расслабляющей обстановкой и не посвятила себя полностью пациенту.
Впрочем, она уже на месте, и ей действительно очень хотелось приступить. Адам, вернее, его физическое и психическое состояние интересовало ее как профессионала. Даже незначительное улучшение самочувствия пациента часто служит поводом для радости. Адам утратил интерес к жизни, а тонус появляется, когда удается хоть чуть-чуть сдвинуться с мертвой точки.
К тому же атрофированные, бесчувственные и неспособные к движению мышцы необходимо как можно скорее нагружать, иначе вероятность полного выздоровления уменьшается. А ему уже давно пора восстанавливать чувствительность этих мышц. Медлить с началом терапии — просто преступно, даже если бы Лайле не хотелось спешить, профессиональная этика не позволила бы ей.
С этой здравой мыслью, одетая в тот же гавайский костюм, что и по приезде, за исключением соломенной шляпы, она покинула свои апартаменты.
Пит настоял, чтобы гостья поужинала в столовой. Ей пришлось в одиночестве сидеть за стеклянным столом при свечах в хрустальных подсвечниках и поглощать пищу, наслаждаясь пышным букетом орхидей.
Рагу из обжаренных овощей и рыба пришлись Лайле по вкусу. Она не преминула похвалить Пита за отменный ужин, когда он сопровождал ее наверх с подносом для Адама.
У комнаты Адама он передал ей поднос, а она сказала:
— Если не вернусь живой, разрешаю тебе задушить его во сне.
— Да что вы! — Пит испуганно взглянул на закрытую дверь.
— Лучше подготовиться к худшему, — пояснила она, кивком попросив его отворить дверь. — Ладно, раньше начнешь, раньше закончишь.
Адам равнодушно глядел в окно. На звук отворявшейся двери он повернул голову и застонал, увидев ее.
— Убирайся!
— Дожидайся! Почти в рифму. Надо же, я поэт, а ведь даже не догадывалась об этом.
Он бросил в ее сторону испепеляющий взгляд.
— Это Элизабет инициатор твоего приезда?
— Неужто я приехала бы сюда по собственному желанию?!
— Я думал, Элизабет мне друг.
— Ты не ошибся. Ее волнует твое состояние, и она старается облегчить его.
Он горько рассмеялся.
— Если ты — облечение, Боже, помоги мне, если они решат усугубить.
— Будь моя воля, я бы позволила тебе валяться здесь и заживо гнить от жалости к себе, — пожала она плечами, — но ты богат, и некоторая часть твоих денег будет моей, если я останусь и займусь с тобой физиотерапией.
— Черта с два! — воскликнул он.
— Жилье и стол тут вполне меня устраивают. Предусмотрены каникулы на Гавайях, которые я, конечно, использую. Дома слишком холодно и дождливо, и мне совсем не повредит освежить загар. Так здорово сбежать от ежедневной рутины. Мой бывший пациент еще большее дерьмо, чем ты... а если ты еще раз бросишь салфетку на пол, мистер Кэйвано, то я туда же сброшу тебя, чтобы ты ее поднял.
Стоя у изголовья и уперев руки в боки, Лайла свирепо вращала глазами. Выражение его лица было не менее зверским.