— Забери этот поднос и свои дурацкие больничные манеры и сунь их себе в...
— Не трудись, это я уже слышала, — прервала она, — и вряд ли услышу что-то новенькое. Твои грязные ругательства меня абсолютно не задевают. Так что побереги свою энергию и мое время и принимайся за ужин. Тебе придется подчиниться, иначе я не уйду. Чем скорее ты поешь, тем скорее я освобожу помещение. Все зависит от того, как долго ты сможешь вытерпеть мое общество.
Лайла поставила поднос на колени Адаму и недолго думая плюхнулась на кровать рядом с ним, скрестив руки на животе. От этого движения грудь ее округлилась и приподнялась над тонкой тканью саронга. Лайла, ничуть не смутившись, поймала взгляд Адама на своей груди, но не изменила положения. Она выглядела все так же невозмутимо, когда он наконец поднял глаза.
— Осмотр твоих прелестей входит в услуги?
— Дополнительные льготы, — ответила она с наглой улыбкой, — включены бесплатно.
— Я видел и получше.
— Не за эту цену.
— Сколько тебе заплатили? Я удвою сумму, лишь бы ты свалила отсюда.
— Я предполагала, что ты этого захочешь. — Лайла запустила ложку в чашку с фруктовым салатом и выудила кусочек ананаса. Бесстрастно его посасывая, она продолжила: — Но, пожалуй, ты мог бы сообразить, что деньги — не единственная причина.
— Не рассказывай сказки, что приехала сюда по доброте душевной и по зову сердца.
Ее лицо исказила гримаса.
— Мог бы догадаться.
— Интересно, почему?
— Представь, что за находка для моей карьеры — работать с великим Адамом Кэйвано. Тут же посыплются заказы от кинозвезд с поясничными синдромами и спортсменов — мировых знаменитостей — с мышечными повреждениями. Я в мгновение ока так же прославлюсь, как и ты.
— Зря тратишь время. Я навсегда прикован к постели и смогу разве что лежать здесь и плевать в потолок.
— Хочешь пари, голубчик? Я заставлю тебя ходить даже под страхом смерти. Даже ценой наших жизней. Ну а пока будем ненавидеть друг друга.
— Мы уже ненавидим.
Она усмехнулась.
— Значит, мы опережаем события. А теперь будь хорошим мальчиком и скушай эти свежие, вкусные овощи, которые Пит потрясающе приготовил специально для тебя.
— Я не голоден.
— Наверняка голоден. Ты не ешь уже вторые сутки. Пит доложил мне. — Она грациозно подцепила кусочек банана и с аппетитом съела его. — Он всякий раз ежится, когда слышит твое имя. Чем ты так напугал его?
— Я поведал ему, что время от времени общаюсь с Буддой и если он не уберется отсюда и не прекратит надоедать мне, то никогда не впадет в нирвану.
— Напугал! Я не буддистка.
— Не притворяйся, ты знаешь, что я имею в виду. — Он отвернулся. — Уйди, оставь меня в покое.
— Не уйду, пока не поешь.
— Ты не заставишь меня.
— А ты не заставишь меня уйти. Ты же парализован, забыл?
Он многозначительно прищурился.
— Убирайся! — процедил он сквозь зубы.
— И не подумаю, пока не сделаю все, что в моих силах. Чтобы, давая интервью для журнала „Пипл", я могла честно, трогательно сронив слезу, признаться, что сделала для тебя все возможное. — Лайла развернула льняную салфетку на его обнаженной груди. — Восхитительные мышцы. Они еще сослужат тебе добрую службу, когда ты наконец воспользуешься инвалидной коляской. А какая растительность! Очень сексуально.
— Иди к черту.
— Я, очевидно, рискую повториться, но не покину тебя, пока ты не закончишь трапезу.
Она подцепила вилкой немного снеди и поднесла к его рту. Адам сжал рот еще сильнее.
— Послушай, чемпион, ты сейчас уже на грани истощения. Атрофия мышц и костей вызовет отрицательный азотный баланс в твоем организме, что прескверно само по себе. Недостаток протеина в мышечных тканях способствует медленной смерти. Тебе не помешает нарастить немного мяса — кости не будут так сильно выпирать. Ведь именно поэтому ты заработал язвы, или, проще говоря, пролежни на спине. Слушай, не упрямься, если верить Бо Арно, желудок твой работает нормально, перистальтика и мочеиспускание в порядке, что облегчает мою задачу и побуждает терпеливо продолжать уговоры. Иначе я с легкой душой закрою глаза на то, что ты морил себя голодом, чтобы покончить счеты с жизнью, на твой остеопороз, слабое окостенение тканей, контрактуру и так далее, к чему инвариантно ведет неподвижность и ничегонеделание. Короче говоря, Кэйвано, либо ты покойник еще до начала лечения, либо ты немедленно приступаешь к поглощению пищи. Ну?
Он исподлобья взглянул на нее, затем перевел взгляд на вилку, которая все еще торчала прямо перед ним.
— Я в состоянии действовать собственными руками.
— Слава Богу! Одной заботой меньше.
Она передала ему вилку. Адам какое-то мгновение еще смотрел на нее, затем, не раздумывая, впихнул себе в рот. Он с жадностью поглощал пищу, уже не скрывая, как он голоден, и практически не пережевывая. Это занятие полностью захватило его, и Лайла фактически беседовала сама с собой.
— Не знаю, когда ты видел Элизабет последний раз, но плод здорово развился за последние несколько недель. Элизабет раздулась, как амбар, а грудь увеличилась до невероятных размеров. — Она сделала выразительный жест рукой. — Тэд в восторге от этих перевоплощений. Элизабет считает, что ей предстоят преждевременные роды, хотя, по словам доктора, все идет по плану. Детская уже в праздничном убранстве. Не хватает только младенца.
Миган, конечно, ждет не дождется, когда дом огласится детским криком, чтобы она окружила ребенка своей заботой. Посмотрела бы я на нее, когда она впервые увидит грязную пеленку. Держу пари, ее настроение мгновенно переменится. О, Кэйвано, как бестактно — отрыжка. Еще воды?
Мэтт ревнует, тревожится, что новорожденному достанется вся родительская любовь и ласка, он сейчас совершенно невыносим, но Элизабет закрывает на все глаза, чтобы не нарушать его душевного равновесия. Тэд выглядит совершенным идиотом от радости. Человеку его лет так гротескно переживать отцовство просто абсурд. Но это его первенец, так что, полагаю, состояние вполне объяснимо. С каждым когда-то это случается впервые.
— Что случается? — пробормотал Адам с набитым ртом.
— Ты понимаешь, о чем я. Дом, очаг.
— Это не твое?
— Вряд ли.
— И никакой зависти к сестре?
— Ты смеешься?
— Ты бы скорее спала со всеми подряд.
— Как гнусно, Кэйвано, — сказала она, обидевшись. — Не один ты такой грамотный, я тоже читаю газеты и, наверное, в курсе. Во всем белом свете уже давно никто не спит со всеми подряд, если, конечно, он не тронулся.
— Это, должно быть, здорово противоречит твоему стилю?
— Наоборот, — холодно отрезала Лайла, — я всегда была очень разборчива в выборе партнеров по сексу.
— Но никогда не сокращала их количество до одного.
— По-моему, посвятить всю жизнь одному — довольно скучное занятие.
Он фыркнул, вытер губы салфеткой, а затем бросил ее в пустую тарелку.
— Ты не съел тапиоку, — упрекнула Лайла, в душе обрадованная тем, что все остальное с тарелки бесследно улетучилось.
— Терпеть не могу тапиоку, и Пит прекрасно это знает. Таким образом он мстит мне.
— Ну и что ты с ним сделаешь? — усмехнулась она. — Изобьешь?
— Очень смешно. — Чтобы не заводиться, он закрыл глаза и откинулся на подушку. — Ладно, я поел. Давай отсюда.
— Как, уже? Не так сразу.
Его глаза распахнулись.
— Ты же обещала убраться, как только я поем.
— Ну, я просто забросила удочку. Ладно, не стоит так злиться. Самое интересное еще только-только начинается.
— Сильно сомневаюсь.
Она забрала поднос с коленей Адама и тут же распахнула дверь.
— Пит, мы готовы! — позвала она. Ее голос отозвался эхом.
— К чему это мы готовы? Послушай, я поел, по-моему, с меня хватит.
— Нет, не будем медлить, начнем прямо сейчас.
— Начнем что?
— Страстный роман.
Адам испуганно уставился на нее.
Она весело рассмеялась:
— Заманчиво, не правда ли? Вообще-то мы начнем нашу физиотерапию.