В течение всей ночи Лайла каждые два часа переворачивала его. Сначала все ее попытки натыкались на грубые, грязные ругательства и оскорбления. Она старалась не обращать внимания и силой перевернула его.
— Удобно?
— Иди к черту!
— Спокойной ночи.
— Пошла ты!
Потом посреди ночи она проснулась от неясного тревожного предчувствия и, спотыкаясь в темноте его апартаментов, услышала, как он стонет во сне.
— Адам! — тихонько позвала она. Перевернув его на спину, она заметила слезы на его щеках.
— Пьер! — взволнованно звал он. — Алекс?! Отзовитесь! О Боже, только не это! Я не могу их отыскать. Почему они молчат?
Лайла снова перевернула его, теперь уже на другой бок, подоткнула простыню и отошла. Адам продолжал бредить, и Лайла не уходила до тех пор, пока его мучительное бормотание не стихло и дыхание не выровнялось. Позже он спал или притворялся спящим, когда она еще несколько раз переворачивала его.
Каждый раз, дотрагиваясь до него, ощущая тепло его кожи, она испытывала странное ощущение в нижней части живота.
Идиотизм! Невероятно! Это у нее-то дрожат поджилки из-за какого-то мужчины! А уж из-за Кэйвано и подавно. Чистой воды идиотизм.
Натянув белые шорты и белую тенниску с вышитым шелком громадным красным цветком гибискуса спереди, Лайла покинула спальню.
— О, Пит, дай Бог тебе здоровья! — воскликнула она, уловив на кухне аромат свежесваренного кофе.
Широко улыбнувшись, Пит подал ей чашку дымящегося кофе. Лайла отказалась от сахара и сливок и, прихлебывая горячий кофе, села за стойку.
— Ветчина, яйца, блинчики? — предложил Пит.
— Спасибо, нет. Лучше фрукты. — Прямо перед ее приходом Пит как раз наполнял блюдо дольками манго, папайи и ананаса. — И ломтик тоста, пожалуйста. Что нового наверху?
— Употребил судно. Заявил, больше не хочет им пользоваться.
Лайла довольно посмеялась, поглощая свой легкий завтрак.
— Прекрасно. Может, это сподвигнет его прибегнуть к помощи кресла-каталки и он станет самостоятельно ходить в туалет. — Она смахнула крошки. — Спасибо. Пора приниматься за дело. Поднос уже готов?
Она отказалась от помощи Пита и сама понесла завтрак наверх. Предупредив стуком о своем появлении, Лайла сразу же распахнула дверь.
— Доброе ут... — она осеклась и тут же бросилась к кровати, едва успев поставить поднос. — Боже, что с тобой?
Лицо Адама исказилось от нестерпимой боли. Испарина обильно покрывала лоб, побелевшие от напряжения губы приоткрылись, обнажив стиснутые в ярости зубы.
— Левое бедро... Судорога... — еле-еле выдохнул он.
Лайла, откинув простыню, бегло осмотрела бедро, дотронулась до сведенной судорогой мышцы.
— Спастичность, — заключила она и принялась ловко массировать ногу.
Адам дважды вскрикнул от боли.
— Дать болеутоляющее?
— Нет. Ненавижу собственную слабость.
— Смири гордыню. Прими, помогает...
— Никаких таблеток! — взорвался Адам.
— Хорошо, — прокричала она в ответ. Слава Богу, ее прикосновения не были столь резки, как голос. Лайла терпеливо продолжила процедуру, бедро отпустило, расслабилось и его лицо.
— Спасибо, — произнес он, медленно открывая глаза. — Вот черт. Это было... Что ты так улыбаешься?
— Ты что, сдурел? Это же чудесно, ты, балда. Мышцы оживают!
Он непонимающе уставился на нее. Когда наконец до него дошел смысл ее улыбки, Адам тоже широко улыбнулся в ответ.
— Что это за чертова спастичность?
— Весьма вероятно, это первый признак того, что отек прошел и давление на позвоночник уменьшается, что, в свою очередь, воздействует на твои мышцы. Чувствуешь? — Она ущипнула голую ляжку.
Адам зло сверкнул глазами.
— Тебе повезло, что я чувствую лишь прикосновение.
— А давление чувствуешь?
Он кивнул.
— А тут? — Она надавила чуть выше колена.
— Ничего.
— Здесь? — Она пробежала пальцами по ступне.
— Ничего.
— Не падай духом. Сначала оживет бедро, затем восстановится чувствительность ноги. Как насчет правого бедра? — Она легонько царапнула его.
Адам молчал. Она подняла глаза и внимательно проследила за его взглядом: он пристально смотрел на ее руку поверх своего бедра.
— Давление, — ответил он, резко потянув на себя простынь.
Лайла тотчас отвернулась.
— Великолепно, потрясающие новости. Даже если придется потерпеть судороги. Надо интенсивнее проводить лечение, упорнее и чаще работать, — деловито продолжила она. — Я извещу доктора Арно, думаю, ему будет небезынтересно. Пожалуй, позвоню ему, пока ты завтракаешь. — Лайла поставила поднос ему на колени и, прежде чем он что-либо успел сообразить, выскользнула из комнаты.
Пит уже навел порядок в ее спальне; она подошла к телефону и набрала номер. Но вовсе не доктора Арно из Гонолулу.
— Привет, Тэд. Это Лайла.
— Привет! Как дела? Все нормально?
— Не строй из себя благодетеля, устроил мне веселую жизнь! У меня совсем не то настроение, я просто в бешенстве из-за твоих фантазий.
— В бешенстве? Из-за меня?
— Без сомнения, вы сговорились.
— То есть, Лайла?
— Черт побери, не прикидывайся, ты все прекрасно понимаешь. Из-за вас с моей старшей сестричкой я вляпалась в историю и оказалась пленницей на острове с этим двойником Конрада Хилтона.
— Ну так уж и пленницей. Ну так уж и обыкновенный остров. Говорят, Мауи просто великолепен, меня всегда туда тянуло. Может, следующим летом мы возьмем детей...
— Тэд! — Сосчитав про себя до десяти, Лайла твердо сказала: — Я передумала, мне не нужна эта паршивая работа. Он просто исчадие ада. Гораздо хуже, чем я предполагала. Сплошные оскорбления — устные и физические.
— Физические? Как может парализованный человек физически оскорбить?
„Он целовал меня до звона в ушах". Конечно, об этом она промолчала. Но, смешавшись, в конце концов выдавила:
— Он запустил в меня стаканом.
— И попал?! Элизабет, скорее, это Лайла. Адам бросил в нее стакан.
В трубке зашуршало, затем затрещало. Пока сестра брала в руки аппарат, Лайла услышала вопли Мэтта: „Дайте мне поговорить с тетей Лайлой! Я хочу!" Родители для порядка зашикали на него, и наконец раздался встревоженный голос Элизабет:
— Адам запустил в тебя стаканом? Невероятно, это вовсе на него не похоже.
Лайла тихо выругалась, затем голосом сестры повторила всю фразу и продолжила:
— Я ведь говорила тебе, Элизабет! В таких случаях все личные качества мужчины меняются. По крайней мере временно и в основном к худшему. Во-первых, Кэйвано мне всегда был неприятен. И определенно и безоговорочно не нравится сейчас.
— Слушай, этот инцидент со стаканом, должно быть, ты его спровоцировала. Чем, что ты такое выкинула?
— Ну спасибо!
— Ладно, мне лучше, чем кому-либо, известно, какая ты скандальная особа временами.
— Я вела себя согласно профессиональной этике. И вообще ни разу не скандалила с тех пор, как приехала сюда. — Перед глазами Лайлы немедленно всплыли эпизоды с салат-баром и театральным жестом срываемой простыней, но, принимая во внимание остальное, все сказанное сестре в основном соответствует действительности. — Этот человек совершенно несносен, ситуация — просто нет никакой мочи. Я согласилась лечить Кэйвано в больнице, с персоналом, который служил бы буфером между нами. Но оказаться с ним один на один — совершенно другое дело. Ты силой принудила меня. И я хочу домой. Сегодня. Прямо сейчас.
— Что нового? — Лайла услышала голос Тэда.
— Она хочет домой.
— Я так и знал. Огонь и вода: они не совместимы, Элизабет.
— Но она самый лучший терапевт из всех, кого я знаю. А Адам наш лучший друг. Слушай, давай ты поговоришь с ней. Она разозлилась — думает, что я пытаюсь ею командовать.
Лайла закатила глаза и нетерпеливо застучала ногой по полу. Как только трубка оказалась у Тэда, она тут же с сарказмом выпалила:
— Я не ребенок, тоскующий по родителям и рвущийся домой из летнего лагеря, Тэд. Элизабет, конечно, всегда оставалась старшей сестрой, но если уж кто кем и распоряжался, так только я. Впрочем, она совершенно права, я страшно разозлилась, просто невероятно зла. Поездка на Мауи не предусматривалась договором.