поддержала меня плечом.
Последним усилием я посадил Ларкина на сиденье и быстро
захлопнул дверь, чтобы погас свет.
Самое трудное позади. Я позволил себе минутную передышку, чтобы
перевести дух. Свет у Галлагеров не горел. Теперь они могли
выглядывать из окошка сколько им угодно.
Я обошел машину и сел за руль. Рука мертвого упёрлась мне в правое
бедро. Я оттолкнул её, надел на Ларкина шляпу и вышел из машины.
Вернувшись в комнату, я увидел, что Марта с фонарем в руке
рассматривает пол перед шкафом.
— Хочу проверить, не остались ли следы крови — пояснила она.
/14/
— В детективах преступники всегда оставляют какую-нибудь важную
улику, — заметил я. — Ну, ладно. Вот вам ключи от моей машины.
Минут через десять после моего отъезда поезжайте следом за мной.
Встретимся на Оак Хилл Роуд.
— Хорошо, — покорно согласилась Марта, хотя обычно она привыкла
отдавать приказания, а не получать их.
-0-
У поворота на проселочную дорогу Оак Хилл Роуд я остановился и
погасил фары. Затем вышел из машины, посадил мертвеца за руль,
захлопнул дверцу и снял перчатки.
Показался свет приближающихся фар. Убедившись, что это была моя
машина, я вышел из-за дерева, за которым прятался.
Глава 5
Сняв трубку, Марта уже в который раз назвала номер Дины. Было
слышно, как в сорока километрах отсюда раздался телефонный
звонок. Мы снова были в доме Марты.
— Скажите Дине, что через час я жду её на углу, около её дома.
Марта кивнула и насторожилась:
— Миссис Ларкин? Вы уверены? Да, она срочно нужна мне. Кто звонит?
Ван Хеггерти...
Она прикрыла трубку рукой.
— Горничная говорит, что её хозяева ещё не вернулись домой. У них
в спальне стоит параллельный телефон, и они обязательно ответили
бы.
— Уже почти половина третьего, — заметил я, взглянув на часы. — Где
её носит в такое время?
— Теперь она может развлекаться, не рискуя вызвать ревность у
своего супруга...
— Надо же, именно в эту ночь...
Марта жестом призвала меня к молчанию. Несколько секунд она
слушала,
затем поблагодарила и повесила трубку.
— Дины дома нет.
— Вот не везёт! — огорченно воскликнул я.
— Попозже я снова позвоню, - успокоила меня Марта. — А пока пойду
приготовлю кофе.
Я пошел за ней на кухню, являвшую собой верх кухонного
совершенства. Всё, кроме электрической плиты и холодильника, было
отделано кленовым деревом. Узкий. изящный стол делил кухню на
две части. Я сел на табуретку и стал наблюдать, как Марта готовит
кофе,
— Хозяйка, — вдруг вырвалось у меня, — Вы даже не знакомы с Диной.
Почему же вы так ненавидите её?
— Потому что она сыграла с вами злую шутку.
— Понятно. Вы сказали также, что теперь она может развлекаться без
опасения вызвать ревность мужа. Что говорил про нее Маудсон?
Конечно, ведь именно Маудсон сказал вам, что Ларкин получит
должность главного судьи. А что он говорил о Дине?
Марта поставила кофейник на стол,
— Ходят слухи, что Дина не является образцом верности супругу.
— Муж её знал об этом?
— Джордж думает, что нет. Однако вчера Ларкин мог следить за ней,
заподозрив, что она встречается с вами.
— Какая чепуха!
— Откуда ему знать, чепуха это или нет? Он мог подумать, что Дина не
прочь вернуться к вам, своей первой любви.
— Наша любовь уже давно погасла. Маудсон не сказал нам, кто
любовник?
— Нет. Но Маудсона эта история слегка беспокоит. Жена главного
судьи должна уподобиться жене Цезаря. Вот Маудсон и колеблется,
поддержать ему кандидатуру Ларкина или нет.
/15/
Марта открыла холодильник; её лицо скрывала от меня белоснежная
дверца.
— Вы не проголодались, Пауль? У меня есть вареная курица.
— Отлично.
Марта расставила на столе тарелки.
— Расскажите мне о Дине, Пауль, — попросила она.
-0-
Впервые за последние годы мне захотелось переворошить прошлое.
Снова Дина вернулась в мою жизнь, только теперь нас связывала не
любовь, а преступление.
— Романтика первой любви, — задумчиво произнес я. — На втором
курсе я бросил университет и стал журналистом в "Миннеаполис
рекорд". Дина приехала на неделю в Миннеаполис к своему брату, Так
мы и познакомились, через месяц сыграли свадьбу, через год родился
Джо, а я стал заместителем главного редактора. На эту должность я
попал не за какие-то особые заслуги.
Дина всячески пыталась подружиться с женой владельца газеты, и это
ей удалось. Хорошая лапа — это то, что нужно в жизни, и Дина это
знала. Так стала проявляться её амбиция. Она наметила свои планы и
решила, что в тридцать лет я должен стать главным редактором, и
добилась бы этого, если бы не война. Я пошел в армию добровольцем
сразу же после Пирл-Харбора.
Дина предприняла всё, чтобы остановить меня. Но на меня нашел
прилив патриотизма. Я был молод и горел желанием выполнить свой
гражданский долг. Дина особенно рассердилась, когда узнала, что
журналисты могут воевать, вооруженные одной лишь пишущей
машинкой, за что им также давали ордена и нашивки. Некоторые мои
коллеги так и сделали. Но и я отхватил нашивки в учебном центре, и
Дина могла гордиться тем, что стала женой офицера. Она была без
ума от чинов и званий. А мне хотелось только одного: отвоевать и
вернуться домой, к Дине и Джо. Когда я уехал на фронт, Дина
перебралась в Равентон, к своим родителям. Они присматривали за
малышом, а она устроилась секретарем к молодому адвокату, перед
которым открывалось блестящее будущее. Звали его Барнет Даркин.
— Ах, вот как, — прошептала Марта.
Дина боготворила своего шефа, такого же честолюбивого, как и она.
Писала мне длинные письма о любви, но к этим излияниям
примешивались упреки. Она упрекала меня, например, за то, что я
сам напрашивался на самые опасные участки фронта, и она в любой
момент могла остаться вдовой, и советовала мне брать пример с её
шефа. Он в жизни не слыхал пушечного выстрела, но уже стал
офицером, да еще выше меня по званию. А если мне так нравится
валяться вместе с другими психами в грязи и подставлять свою шкуру
под пули, то почему я до сих пор лишь младший лейтенант? Я пытался
объяснить ей, что пошел в армию рядовым и пока не мог
претендовать на большее, но разве её убедишь?
— Что угнетало её больше; ваша разлука или ваше скромное звание?
— И то, и другое. Она тогда еще любила меня, но уже не так, как
раньше.
И только позднее я понял, что истинным героем в её глазах был тот, кто умел хорошо устроиться в жизни. Когда через тридцать месяцев я
вернулся домой, Дина радостно встретила меня. Она почти не
изменилась, разве что слегка повзрослела и пополнела, но осталась
все такой же красивой и желанной. И уже наметила тысячи проектов,
как мне сделать карьеру. Я же мечтал только об одном: вернуться с
женой и сыном в Миннеаполис и снова заняться журналистикой. Но
Дина никуда не хотела уезжать из Равентона.
— Ларкин тоже демобилизовался к этому времени?
Доедая куриную ножку, я бросил взгляд на руки Марты, наливавшей
мне кофе. Изящные, нежные руки.
— Да, и Дина по-прежнему работала у него секретарём. Он был
старше меня лет на десять надменный и холёный. Словом, довольно
видный мужчина, но у меня не было никаких оснований подозревать,
что Дина захочет стать его женой.
Правда, она восхищалась им, ведь рано или поздно он станет