— Мы вас покидаем, — посреди битвы, подобно грому посреди зимнего неба прозвучали слова Комарова.
Данте почувствовал, что его будто ударили мешком с мукой по голове. Нецензурная брань Яго, разливающаяся по эфиру бурной рекой, заглушена воем битвы, залпами орудий и агонией умирающих.
— Ты не можешь этого сделать, Комаров! — Доносится гневный крик Данте.
Капитан оборачивается, но не видит поддержки сзади, только спины уходящих солдат, которые бегом отходят к деревне.
— Нам поступил приказ от полковника. К городу Раддон движутся части Директории Коммун, и мы должны укрепиться.
— Если мы сейчас уничтожим штаб, наступления не будет! — захлёбываясь от гнева, кричит Данте.
— Таков приказ нашего полковника. Если не отступим, враг займёт Раддон. Мы отходим. Конец связи.
Данте почувствовал гнетущее и тоскливое ощущение одиночества, оставленности. Перед ним штаб, как лакомый кусок, желанный трофей, до которого какая-то сотня метров, но в то же время он бесконечно далёк. Расстояние между сторонами готово возгореться от количества пуль, оно сейчас освещено трассами и вспышками автоматов.
— Капитан! Нужно отходить! — кричит один из воинов Данте. — Контрнаступление захлебнулось!
Офицер смотрит вокруг себя и видит, что только его девять ратников остались в строю, сражаясь против десятка десантников. Кто-то сбоку вскрикнул от боли и мгновенно умолк. Восемь против десяти. Огромное количество мертвых, много раненных, чей вопль сильнее гула орудий и мало выживших, ведущих отчаянный бой.
— Нужно отходить!
Ещё один игольный снаряд достал имперца, пробив ему горло. Семь против десяти. В гневе Данте швыряет последнюю гранату, но она не долетает и взрывается прямо перед окопом, окатив грязью и кусками земли десант марая их чистую броню и ярость, чистый ревущий гнев охватил душу капитана. Он готов рвать волосы на голове, однако это не эффективно.
В этот момент в голове Данте промелькнула страшная, жуткая мысль, оказавшаяся на грани паники.
«Это конец крестового похода», — безумная дума заставила Данте опустить автомат. Впервые они встретились с врагом, с которым им не совладать. Бессильная злоба утихает, становясь тлением души, распаляя ноющее отчаяние. Перед ними десант — элитный полк Директории, а не оборванцы из городов, ставших могилой и кладбищем одновременно.
«Мы не справимся… это конец», — эта мысль стала результатом всего дня и Данте это понял. Либеральная Капиталистическая Республика была достойным врагом и существенно замедлила их наступление, но Директория, здесь и сейчас, стала непреодолимой преградой. Да, они у деревни отобьют её наступление, но и дальше не продвинутся, и начнётся позиционная война.
Данте увидел, что на фоне тёмного неба появились машины, ещё одни летательный аппараты, несущие в себе ещё десантников.
— Отходим! — отдал долгожданный приказ Данте, смотря на ладонь, сжимающую серебристый обитель дымовой завеси. — Забирайте раненных и отступаем! Нам не одолеть этих красных ястребов.
Глава 1. Конец «Святейшего крестового похода»: За флягой крепкого «чая»
За флягой крепкого «чая»
Полночь. Штабная столовая.
Мужчина с чёрным волосом и изумрудными зелёными глазами задумчиво смотрит в кружку. Его разум не отпускает мысль о том, что он уже два раза слышал чей-то голос, звучавший будто изнутри него и при этом, каждый раз его накрывало жуткое чувство вины. Каждый раз он не мог понять, что это? Да, несколько дней он полностью отдан войне, но не могла же она так сыграть на его психике? Прилагая все силы он исторгает все мысли из головы, да и речь друга помогает сконцентрироваться на чём-то другом:
— Говорят, Канцлер будет заключать договор с Директорией Коммун и Либеральной Капиталистической Республикой, — сказал среднего роста человек, с рыжим коротким волосом, смотря на собеседников пронзительным взором голубых очей, а на треугольных очертаниях лика, на тонких губах пляшут тени.
Тут же, посреди стен из брезентовой ткани, между которыми раскинулось не менее десятка квадратных пластиковых столов, пронеслось возмущение:
— Да как же так можно! — автором мятежного слова стал мужчина атлетического телосложения, с квадратными грубыми очертаниями лица, коротким чёрным волосом и насыщенными зелёными глазами. — Вергилий, ты что несёшь?
— Похоже, что так, — взглянув изумрудными, как летние поля зелени, глазами на единственную навесную лампу, сказал человек с утончёнными гранями лика, стриженным по плечи смольным волосом. — Знаешь Яго, сегодняшний день должен был показать тебе, что крестовый поход окончен.
Три человека собрались под лунным освещением неоновой лампы, залившей холодным светом всё пространство. Данте посмотрел влево, там раньше была стойка с едой, а теперь только единственный ящик, в котором провизоры оставили старые сухие пайки. Справа что-то колыхнулось, и в палатку прошёл другой человек, иначе одетый, чем собравшиеся имперцы, на телах которых тканевая чёрная рубашка поверх брюк такого же цвета, а стопы утянули туфли.
— Ах, вы собрались здесь.
Вместе с фразой в палатку подалось полумеханическое существо, на котором при каждом шаге развивается алый табард и плащ, с глубоким капюшоном, полностью скрывший тело, но вот безжизненный голос с нотками механики выдаёт сущность говорящего.
— Андронник, давай к нам, — зовёт «гостя» Данте. — Четвёртым будешь.
— Давай, залетай, — зазывает Яго. — Мы тут обсуждаем, что ещё наша страна выкинет.
Андронник не стал спорить или отнекиваться. Он тихо и спокойно сел рядом, слушая возмущения Яго.
— Я не понимаю! — Валерон хлопнул по белой крышке стола. — Мы стольким пожертвовали, столько хороших парней отдали жизнь и ради чего? Ради одного вшивого городка?
— Ты же сам хотел, чтобы война закончилась? Али нет? — с ехидством спросил Вергилий, смотря на застывшее недовольство на лике капитана. — Вот, Канцлер и решил прекратить, как ты всегда выражался, непонятную войну.
— Ну, какой же он тогда мужик! Взялся за дело — будь добр довести его до конца! Если нет, то это трепло, а не мужик!
— Брат, любимый, это «трепло», с твоих слов, смогло возродить наш дом. Он поднял целую страну, воссоздал из пепла империю. Если бы не он, мы сейчас бы прислуживали коммунистам или «либшизе», как говорил Комаров. И я даже не знаю, кто из них хуже.
— Не упоминай об этом подонке! — воскликнул Яго. — Он нас кинул, и я не хочу о нём ничего слышать! То Рейх ведёт себя не понять как, то союзники подставляют… что за проклятый день.
Данте и сам полон сожалений об этом дне. Если бы Комаров не ушёл, то штаб Директории пал, и наступление армии страны абсолютного равенства узнало, что есть крах и поражение. Да, их удалось удержать, но не более и Данте желал бы ещё и отбросить их на пару десятков километров на восток.
— Брат… таков был приказ его полковника.
— Да плевать! Своих не бросают.
— Я думаю, мы бы поступили так же… в конце концов присутствие его полка спасло Раддон от наплыва армии Директории.
— Андронник! — неожиданно воскликнул Вергилий. — А что ты нам поведаешь?
— А что вам можно рассказать? Я могу привести сводку данных, могу вам рассказать о целесообразности мирного договора, который завтра будет заключён и о малоэффективности дальнейших боевых действий.
— Ох, — Яго потянулся под стол, к своей сумке. — Прошу, не грузи нас этим.
— Я всего лишь хочу вам сказать, господин Яго, что вы не правы. Продолжать Святейший крестовый поход больше не имеет смысла, так как мы столкнулись с противником, который сражается с такой же эффективностью, что и мы. Нет больше стран, которые могли бы быть покорены без применения ядерного вооружения и колоссальных потерь.
— Я согласен с нашим жестяным другом, — усмехнулся Вергилий. — Андронник, без обид. За три дня боя мы смогли захватить один город и это не лучший показатель, — мужчина обвёл взглядом скромное убранство столовой, омрачённую тусклым светом. — Я читал, что было в Альпах и в проливе Ля Маншэ.