От того и на сердце камень, у меня у Ильи Иваныча.
— Знать, худа у Муромца память! — отвечает высокий старче. — Говорили тебе добры калики, перехожие-переброжие, говорили-приговаривали да наказывали: «Не ратайся ты, Илья, со Святогором! На одну ладонь тебя положит, и другою прихлопнет рукою. Да не спорь ты, Илья, с Волхом — Змеем Огненным! Коли силой не возьмет — возьмет напуском. Ты не ссорься, Илья, и с Микулою! Не иди на род Селянинов! Потому, не простой оратай он, а родня поднебесным владыкам». Не послушал совета ты доброго, а вступился за брата хвастливого. Не гордились бы силой немеренной, жили б долго себе, да счастливо.
— Как прознал ты про речи заветные? С той поры уж минуло долгих тридцать лет, и еще три года, три лета.
Сгинь, нечистый! — кричит Муромец, крест кладет богатырь праведный.
А волхву тому ничего, будто того и надобно.
И смеется кудесник — лес эхом полнится, хохот филина в нем, да рев медвежий слышится:
— Мне ль не знать, Илья, Иванов сын, что пропали твои добры витязи?!
Ты воды испил колодезной, а иначе б до волос седых жил бы сиднем. Чтоб убогие не лили горьки слезы, лютый ворог скорей бы сгинул.
Хоть поклоны клал Илья пред иконою, целовал христово распятие… Не забыл ты, что роду русскаго, роду вольного, не царьградского. На тебя, Илья, не держу я зла, но прогневал Микулу ты Ярого. Его любит мать-сыра Земля, что всегда тебе силу давала. От того стоят знатны витязи, обращенные в глыбы горные. И снуют в тех горах, и щекочут их хладны дети Стрибога проворные.
Ты один ушел, Илья Муромец, Святогоровым духом согретый. Осушил ты воды студеной корец — и с тобою милость Велеса.
Говорит тогда верный богатырский конь, языком вещим да человеческим: «Ой прости-ка ты меня, хозяин мой. А послушай Владыку Леса. Я служил тебе верою-правдою, так внемли ты вещанью божьему.»
— Знать не знался со змеиными гадами, с пастухами лесными коровьими!
Только вымолвил — тьма сгустилася. Объял Илью холод каменный. Тут и жизнь с ним тихо простилася. И окончилось наше предание».
Не успел Баюн сметанки лизнуть, как вставал Всеслав на ноги резвые, обращался к Хозяину, колдуну древнему:
— Не сердись, Хозяин! Некогда мне штаны протирать. Уж день минул, уж второй на исходе. Пора мне в дорогу…
— Отпустил бы ты его, отец? — попросила Яга.
— На погибель отпустить всегда успеется!
Рано вам с монголом ратиться. Ни за гривну пропадете. Обождать бы!?…
— Не удержишь, муженек, ясна сокола…
— Цыц! Это Игорев сын, и воспитанник Всеволода. Он ступал за мной след в след… То не всякий сумеет, а лишь избранный.
— Но он служит христианскому богу!
Видит Всеслав, снова мрачен колдун, здесь у него и охота что-то просить сама собой пропала. Кладет от поклон земной Хозяину да Хозяюшке:
— Исполать вам за хлеб да за соль!
Спасибо и на добром слове! Не поминайте лихом!
— Погодь прощаться! — отвечает Влас — Чтоб за тридевять земель скакать хороший конь тебе надобен.
Вышли они на крыльцо. Тут Буря-Яга как крикнет громким голосом, да как свистнет посвистом молодецким — откуда ни возьмись летит скакун. Из ноздрей дым валит, грива пламенем горит.
У Всеслава аж дыхание перехватило:
— Ой, спасибо тебе, кудесник! — говорит.
А Хозяин ему в ответ:
— Будет твой он, молодец, если дашь зарок. Если клятву дашь при свидетелях.
— Любую службу исполню, что велишь — все сделаю.
Не успел Всеслав это вымолвить — тишь спустилась с небес великая. Почернело кругом. Обезветрело. Хотел молодец перекреститься, да рука не поднялась — как плеть висит.
— Земля и небо, огонь и вода, лес и поле — вот мои свидетели! Помни клятву свою! В срок я сам тебя найду, и тогда — не отрекись! — прогремел чей-то страшный голос, да так, что все вокруг подхватило его грозный рокот, — Не отрекись!
Тут сходила с крыльца Виевна, выносила ему кольчугу верную, подавала ему флягу бездонную, в ней вода всегда свежа да колодезна.
Оседлал Всеслав коня того доброго, надел на себя ту одежду ратную, опоясал отцов меч, взял в руку копье долгомерное, попрощался с Хозяином да с Хозяйкою, и поехал он в славный град Ростов да на землю суздальскую…
Уж кому, как не мне знать, что хотел мой хозяин в награду. Я на той печи лежал, в том терему сметану лизал. По усам текло, да на пол не попало.
Уберег волшебный конь от монгольских стрел. Воротился живым добрый молодец. Только с некоторых пор в том роду честном младший сын всегда служит Волосу.»
Прочитать дальше Всеслав не успел.