— Приемная дочь барона… Кожу девственника найти куда проще.
— Я понял. Кто был юноша — мне хорошо известно. Но, всякий труд просит награды. Что хотите вы, брат Жозеф.
Орден по достоинству оценит ваши заслуги.
— Я не прошу у братьев ни земель, ни золота, ни звания. Мне нужна жизнь одного рыцаря.
— Он тамплиер? — обеспокоился магистр.
— По счастью нет. Это негодный франк, который вот уже много лет всюду преследует меня. Исполняя волю Ордена, я отправил в лучший мир некоего крестоносца, запамятовал его имя. То был родной брат моего франка.
— Гм… Я кажется начинаю припоминать.
Неужели, твой преследователь столь злопамятен? — по челу тамплиера пробежала едва заметная тень.
— Увы мне. Он к тому же и мстителен. На днях я потерял шестерых лучших своих людей. Когда казалось, что Роджер де Гранмениль уже в западне — он сумел убить их всех до одного.
Нынче же мой недруг прибыл в Альденбург и не уедет отсюда без моей головы.
— Если ее найдет? — хищное лицо магистра изобразило улыбку.
— Боюсь, на завтрашнем торжестве он обратится к господину епископу, а то и к самому марграфу, обвинив меня в чернокнижии.
— Не тревожься понапрасну! Орден имеет некоторое влияние на этих господ, так что обвинить тебя, а особенно наказать, им будет весьма затруднительно. Брат Ханс будет представлять нас на завтрашнем празднике. Мы непременно желаем видеть там и тебя. Ты, верно, уж изготовил тот состав, от которого идолы с Рюгена быстро обуглятся, точно грешники на сковороде?
— Да, ваша светлость! Я припас пару бочек замечательной горючей смеси. Можете не сомневаться. Огонь сожрет изваяния в один присест.
— Хорошо! А теперь ступай.
— Моя преданность вам безгранична, и моя благодарность безмерна. Слушаюсь, ваша…
— И не смей называть меня светским титулом. Все тамплиеры — братья по Храму.
— Будь ты проклят, змий подколодный! — подумал Святобор.
Руг встал засветло. Еще не пропели священные птицы Радегаста, когда Святобор уже открыл ставни, чтобы встретить лик восходящего по извечному своему пути лучезарного Свентовита. И он приветствовал миролюбивое божество словен, но ничего не просил у сего небесного покровителя. Ибо сказано — Свентовит не любит кровавых жертв.
Затем волхв еще раз осмотрел оружие. За этим делом его застал старый Назар.
— Доброе утро, господин!
— Доброе утро. Наверное, у тебя есть добрые вести?
— Целых две. Одна — плохая. Вторая — хорошая.
Святобор кивнул: — Выкладывай плохую.
— Никому не известно, где скрывается ваш враг. Правда, есть одно место, о котором мои собратья даже боятся упоминать. То обитель храмовников Бранденбурга. Страх этот в крови у нашего поколения. Орден изуверов — только так, а не иначе, следовало бы их назвать.
— Я слышал, что сарацины тоже не шибко жалуют эту святую братию и убивают всякого воинствующего монаха, угодившего в плен, тогда как, прочих рыцарей выменивают на своих.
— Клянусь посохом Моисея, все верно.
Поэтому, если где и искать того Жозефа, так разве что в прецептории.
Еще ходят слухи об одном алхимике, которого жалует сам магистр. Но любой храмовник чует бедного еврея за версту и обращается с ним, точно с негодной собакой. Потому мои сведения скудны…
— Не стоит отчаиваться по этому поводу, Назар. Полагаю, ты все-таки заслужил обещанную награду, если вторая новость лучше первой.
— Истинно так! Через оружейника я снесся с двумя служителями здешней церкви. Милость прихожан не так велика, чтобы удовлетворить чревоугодие Христовой братии, поэтому мой добровольный взнос приоткрыл дверцу в то хранилище, где слуги епископа до сего дня держали бронзовые скульптуры…
— Что ж, мне остается выполнить свое обещание. Ты можешь забрать себе то золото, что я некогда оставлял тебе в качестве задатка. Остальную часть тебе вскоре вручит Прохожий, если ты сбережешь наших кумиров до его появления.
— А как я узнаю его?
— Он сам тебя найдет. А мне пора, Назар.
Не поминай лихом, коли что не так!
— Храни вас Господь.
— Каждый сам делает свой выбор.
С этими словами волхв оставил гостеприимный кров, уточнив время и место предстоящего зрелища.
Утро выдалось пасмурное. Изредка моросил дождь. Лик Свентовита бледным пятном проглядывал сквозь низкие облака.
К полудню ветер переменился, он то крепчал, то обессиленный ворошил слегка пожелтевшую листву. Спустя некоторое время на площади перед вторым по величине каменным зданием Альденбурга, что столетие спустя превратится в ратушу, начал собираться зажиточный люд. Мастера трудились весь вчерашний день и всю ночь, лишь бы успеть к празднику. Они сколачивали и поднимали пахнущие свежим деревом трибуны для гостей и знати.