— И получили мы наставление от Велеса, как творить квасуру, называемую сурыней… Чуть настанут дни Овсеня, пахарь кончит жатву и радуется сему, и пьют руги напиток богов. И если иной не удержит своего естества и скажет порой горькие напрасные слова — это от Чернобога, а другой получит радость — то от Белобога. Но пьем мы равно за них обоих, потому что лишь Род — мера всему! — говорил верховный волхв.
Итак, внимание Ингвара привлек широкоплечий, высокий рыжеволосый скальд с гладко выбритым лицом, что выглядело крайне необычным среди русых бородатых ругов. С чела на щеку у него сползал свежий, багровый запекшейся кровью шрам. За спиной незнакомца виднелись рукояти двух слегка изогнутых легких мечей, такие многие века спустя назовут шашками. Видимо, пришелец владел в совершенстве не только искусством скальдскапа, а также мастерством кровавым и прозаичным.
А Игорю, что смотрел на мир сквозь те же Ингваровы очи, но «иными глазами», этот третий почему-то напомнил любимого им Рутгера Хауэра, и он заочно проникся к скальду уважением.
— Будьте здравы, страннички! Далеко ли путь держите!? — окликнул Ратибор троицу, выступив вперед.
— Держим путь мы с земли бодричей, ободеритов, что по Одеру да Лабе живут. А идем к Лютобору, князю ругов и защитнику священного острова.
— Худо им.
— Еще бы не худо. Под германцами волком воют, а куда денешься!
— Дело есть?
— А то как же? Имеется… — ответил за всех мужчина с мечами.
— Таково ли дело, чтобы князь рядил? — засомневался Сев, показываясь с противоположной Ратибору стороны.
— Да, ладно тебе! Смотри, как старик уморился! — прервал его Ингвар, и уже обращаясь к путникам, миролюбиво продолжил — Вы простите нас, странники, на то мы и в дозор поставлены, чтоб чужих высматривать. Вы скажите нам, какого вы родуплемени… А до князя вам лучше с нами добираться. В ночи оно и заблудиться можно.
— Наши имена ничего не скажут, а роду мы росского, в том не сомневайтесь. Кто такие мы? Не разведчики, не лазутчики, а певцы мы бродячие. Нам дорога — дом родной, чисто поле — пуховая постель… — опять ответил за всех подозрительный рыжеволосый.
— Ой, что-то не нравится мне этот боян! — раздалось в ответ, — Да ты посмотри на себя! Ну, какой из тебя певец? Глаза рысьи, нос орлиный, этот шрам — схватки лютой память?
Песнь клинков — лучшая из песен! Скажешь не так? — не унимался Сев.
— Ты поверь нам, добрый человек! Мы не тати и не воры. Все зовут меня Светланою, — встала между ними девушка. — А спутники мои — верный Инегельд она указала на мужчину — и Златогор, дед моего отца. Именуют нас по-разному. Кто кличет фокусниками и артистами, кто певцами безродными. Иной вспомнит о скальдах, другой о внуке Велеса, третий о Браги, сыне Одина.
«Ага!» — сказал себе Игорь — «То-то больно стар, кудесник. И молчун к тому же. Он из тех же, что и мой Олег, царствие ему небесное!»
— Имя-то не наше, Инегельд, не русское! — заупрямился Сев.
— Что в имени тебе моем, юноша! Я бы звался Иггволодом, коль не страшно тебе — таким знают меня враги! Но как величать себя — знаю сам.
— Пусть Инегельд споет! — предложил Ратибор. Сев согласно кивнул. «А если у незнакомца и впрямь что-то толковое получится — вот стыд то! Но лучше лишний раз своего остановить, чем врага проморгать!» — подумал он.
— Я не могу петь, когда того не желаю… — начал Инегельд и улыбнулся, видя как ладонь Ратибора нервно поглаживает рукоять грозной и таинственной датской секиры — ибо те, кто с ней познакомился поближе, никому больше не выдавали тайну этого знакомства… впрочем, как и все остальные тайны тоже.
— Сейчас самое время для хорошей драпы, потому что всем нам скоро потребуются небывалые силы. Но для хвалебных строк у меня не лучшее настроение… — продолжил молодой скальд.
Старик Златогор незаметно сдвинул музыкальный инструмент на колени и, не говоря ни слова, тихонько тронул струны. Певец вершил свое колдовство: