Свет падал на стекло и превращался в медь. Тысячи круглых стекол образовывали вогнутый фасад Алкейна.
Катин брел по тропинке над речкой, огибающей сад музея. Река — те же самые желтые туманы, что покрывают полярную часть Ворписа — слегка курились у берегов. Ниже по течению они скрывались под аркой в сверкающей стене.
Капитан шел впереди Катина и их тени, падающие на гладкие камни, двигались на одном уровне. Расположенный среди фонтанов подъемник возносил наверх платформу за платформой, по несколько сотен гостей на каждой. Но за считанные секунды все они разбредались по множеству тропинок, опоясывающих сверкающие кварцем горы. На бронзовом постаменте, в фокусе блистающих стекол, в нескольких сотнях ярдов перед музеем — ее мраморная, лишенная рук грациозная фигура была такой живой в это алое утро! — возвышалась Венера Милосская.
Линчес жмурил свои розовые глаза, отвернув лицо от сияния. Позади него Айдас глазел по сторонам, то назад, то вперед.
Тай, рука в руке Себастьяна, шла позади него, волосы ее развевались с каждым движением зверя на его блестящем плече.
— Теперь свет, — подумал Катин, когда они прошли под аркой в имеющий форму линзы вестибюль, — стал голубым. Что правда, то правда: ни одна луна не имеет естественной атмосферы, достаточной, чтобы создать такую декоративную дифракцию. Однако, я упустил из виду лунное одиночество. Эта холодная конструкция из пластика, металла и камня была одним из крупнейших творений рук человеческих… Как далеко мы ушли от семнадцатого века. Найдется ли во всей галактике хотя бы дюжина зданий, крупнее, чем это? Две дюжины? Странное для академии положение: столкновение между традициями, воплощенными здесь и нелепостью современной архитектуры. Циана Морган свила себе гнездо в этом могильнике историй человечества. Вот на что это похоже: стервятник, сидящий на костях.
С потолка свисал восьмиугольный экран для публичных объявлений. Сейчас на нем переливалась красками очередная световая фантазия.
— Соедините меня с 739-Е-6,— обратился капитан фон Рей к девушке за информационным пультом.
Она повернула руку ладонью вверх и нажала на миниатюрной панельке кнопки.
— Пожалуйста.
— Алло, Банни, — сказал Лок.
— Лок фон Рей! — воскликнула девушка за пультом, голосом, который не был ее собственным. — Ты пришел навестить Циану?
— Именно так, Банни. Если она не слишком занята, я бы поднялся и поговорил с ней.
— Минутку, сейчас я узнаю.
Банни, где бы она там ни находилась, в этом улье, несколько ослабила контроль и девушка удивленно подняла брови.
— Так вы к Циане Морган? — спросила она своим собственным голосом.
— Вот именно, — улыбнулся Лок.
В этот момент Банни снова включилась в разговор.
— Прекрасно, Лок. Она встретится с тобой на Юго-Западе, Двенадцать. Там не так многолюдно.
Лок повернулся к экипажу.
— Почему бы вам пока не побродить вокруг музея? Я получу то, что мне нужно, в течение часа.
— Можно ли ему взять эту, — девушка смотрела на Себастьяна, — вещь с собой в музей? У нас нет специального места для животных. — Банни ответила. — Это ведь человек из твоего экипажа, Лок? Животные выглядят вполне домашними. — Она повернулась к Себастьяну. — Оно умеет быть смирным?
— Конечно, он будет смирным, — он почесал коготь, поблескивающий на его плече.
— Можете взять его с собой, — разрешила девушка. — Циана уже вышла к месту встречи.
Лок обернулся к Катину.
— Почему бы тебе не пойти со мной?
Катин постарался согнать удивление с лица.
— Конечно, капитан.
— Юго-Запад, двенадцать, — повторила девушка. — Вы можете подняться на этом лифте на один этаж. Больше никого?
— Никого, — Лок повернулся к экипажу. — Пока.
Катин последовал за ними.
Рядом со спиральным лифтом, на постаменте из мраморных блоков, высилась голова дракона. Катин задрал голову, разглядывая гребни вокруг каменной пасти.
— Мой отец подарил ее музею, — сказал Лок, когда они вошли в лифт.
— О?
— Она с Новой Бразилии, — они начали подъем вокруг центрального столба и оскал пасти перестал быть виден, — когда я был ребенком, я играл внутри ее сородичей. — Внизу толпились туристы, казавшиеся отсюда крохотными.
Золотая кровля накрыла их.
Они вышли из лифта.
Картины, развешанные по галерее тут и там, освещались естественными источниками света. Многолинзовая лампа бросала на каждую висящую здесь раму свет — согласно предположениям нескольких ученых Алкейна — наиболее близкий к тому, под которым была написана каждая картина: искусственный или естественный, свет красного солнца или белого солнца, желтого или голубого.
Катин поглядел на дюжину людей, обозревающих выставку.
— Она будет здесь только через несколько минут, — сказал капитан. — Она только что вышла.
— О, — Катин прочитал название выставки.
«ЛИЦА МОЕГО НАРОДА»
Вверху был экран объявлений, меньший, чем в вестибюле.
Сейчас на нем светилась надпись, сообщавшая, что все представленные здесь картины и фотографии созданы за последние триста лет и показывают мужчин и женщин разных миров за работой или развлечениями. Взглянув на перечень авторов, Катин вынужден был признать, что ему были известны лишь два имени.
— Я позвал тебя с собой, потому что мне надо поговорить с кем-то, кто может понимать суть сказанного.
Удивленный Катин поднял голову.
— Мое солнце — моя нова. В мыслях я почти привык к ее сиянию. Я стал человеком, освещенным ее лучами. Всю мою жизнь окружающие меня люди делали то, что я хочу. Если же нет…
— Вы заставляли их?
Лок сузил желтые глаза.
— Если же нет — я искал то, что они могут делать и использовал их для этого. И всегда находился кто-то еще, кто мог выполнять нужную мне работу. Я хочу поговорить с человеком, который может понять. Но разговор не выражает того, что я хочу сказать. Хотел бы я сделать что-нибудь, чтобы показать, что все это значит!
— Я… Я не думаю, что все это понятно.
— Поймешь.
«ПОРТРЕТ ЖЕНЩИНЫ» (Беллатрикс IV): одежды двадцатилетней давности. Она сидела у окна, улыбаясь, в золотом свете солнца, оставшегося за рамой картины.
«С АШТОНОМ КЛАРКОМ» (не указано): старик. Его рабочий комбинезон вышел из моды лет двести назад. Он собирался отключаться от какой-то громадной машины. Но она была так велика, что нельзя было понять, что это такое.
— Удивительно, Катин. Моя семья — по крайней мере со стороны отца — происходит из Плеяд. Однако я с детства разговаривал у себя дома как выходец из созвездия Дракона. Мой отец принадлежал к тому обособленному ядру старой гвардии граждан Плеяд, которые позаимствовали множество идей у своих предков с Земли и из Созвездия Дракона, только это была Земля, которая умерла через пятнадцать лет после того, как старейший из этих художников взял в руки кисть. Когда я обзаведусь постоянной семьей, мои дети тоже будут так говорить. Не кажется ли тебе странным, что ты и я, похоже, ближе, чем я и, скажем, Тай и Себастьян?
— Я с Луны, — напомнил Катин. — Я знаю Землю только по продолжительному визиту на нее. Это не мой родной мир.
Лок не обратил на это внимания.
— Но в некоторых отношениях Тай, Себастьян и я очень похожи. В этих основных характерных чувствах мы гораздо ближе, чем я и ты.
И снова Катину понадобилась целая секунда (довольно неприятная секунда), чтобы вспомнить, что означает выражение боли на рассеченном лице Лока.
— Некоторые наши реакции на возникающие ситуации будут понятны кому-то другому, а не тебе, да, я знаю, что так дальше не пойдет, — он замолчал. — Ты не землянин, Катин. Но Мышонок — с Земли. И Принс. Один — беспризорник, другой… — Принс Ред. Существует ли некая связь между ними, как между мной и Себастьяном? Цыган просто зачаровывает меня. Я не понимаю его. Но в том смысле, в каком, я думаю, я понимаю тебя. Принса я тоже не понимаю.
«ПОРТРЕТ НЕТРАЙДЕРА». Катин посмотрел на дату: задумчивый нетрайдер с негроидными чертами лица просеивал туман сквозь свою сеть двести лет назад.
«ПОРТРЕТ ЮНОШИ»: современника, конечно. Он стоял на опушке рощи… деревьев? Нет. Чем бы это ни было, но только не деревьями.