— Дорогая моя, чего ты теперь боишься? — с участием спросила мама.
— Ничего страшного, — произнес Аарон Ред, — она просто знает, что ей будет дома. Им известно, что бывает, когда они поступают плохо.
Руби, которая совсем не думала о том, что ей будет, заплакала по-настоящему.
— Почему бы не поговорить об этом завтра утром? — мама бросила на фон Рея отчаянный взгляд. Но папа был слишком расстроен слезами Руби и огорчен присутствием здесь Лока, чтобы заметить этот взгляд.
— Конечно, отвези их домой, Дана, — он поднял взгляд и увидел глазеющих на них горняков. — Отвези их прямо сейчас. Идемте, Аарон, нет нужды беспокоиться.
— Сюда, — сказала мама. — Руби, Принс, давайте ваши руки. Идем, Лок, мы пойдем прямо…
Мама протянула ребятам руки.
Принс взялся за ее руку своим протезом и сжал ее пальцы…
Мама вскрикнула, пошатнулась, схватилась за запястье другой рукой. Ее пальцы попали в тиски из металла и пластика.
— Принс! — Аарон попытался схватить его, но тот увернулся, пригнулся и бросился бежать.
Мама опустилась на колени прямо на грязный пол, тяжело дыша, с трудом сдерживая слезы. Папа взял ее за плечи.
— Дана! Что он сделал? Что случилось?.
Мама отрицательно затрясла головой.
Принс бежал прямо на Таво.
— Задержи его! — закричал отец по-португальски.
Аарон крикнул:
— Принс!
Окрики, казалось, лишили мальчика всех сил. Он, с побелевшим лицом, упал прямо на руки Таво.
Мама уже стояла, уткнувшись исказившимся от боли лицом в папино плечо.
— …и одну из моих белых птичек, — услышал Лок.
— Принс, подойди сюда, — приказал Аарон.
Принс приблизился. Движения его были угловатыми и дерганными.
— А теперь, — сказал Аарон, — ты пойдешь домой с Даной. Она очень сожалеет, что упомянула про твою руку. Она не хотела оскорбить твои чувства.
Мама и Папа с удивлением взглянули на Аарона.
Аарон Ред повернулся к ним. Единственное, что Лок нашел у него красного[5], так это уголки глаз.
— Вы понимаете, — он выглядел очень усталым, — я никогда не упоминаю о его дефекте. Никогда, — он выглядел очень расстроенным. — Я не хочу, чтобы он чувствовал себя неполноценным. Я абсолютно никому не позволяю указывать на то, что он не такой, как все. Вы не должны говорить об этом в его присутствии. Понимаете? Совсем не должны.
Отец все еще порывался что-то сказать, но какое-то смущение не давало ему вымолвить ни слова.
Мама глядела то на мужчин, то на свою руку. Она поддерживала ее другой и осторожно поглаживала.
— Дети, — сказала она, — идемте со мной.
— Дана, ты уверена, что сможешь…
Мама остановила его взглядом.
— Идемте со мной, — повторила она. Они вышли из-под тента.
Около входа стоял Таво.
— Я пойду с вами, сеньора. Я провожу вас до дома, если хотите.
— Конечно, Таво, — ответила мама. — Спасибо. — Руку она прижимала к животу.
— Этот мальчик с железной рукой, — Таво покачал головой. — И девочка, и ваш сын. Это я их привел сюда, сеньора. Но они попросили меня, понимаете. Они сказали, чтобы я привел их сюда.
— Я понимаю, — сказала мама.
Возвращались они не через джунгли, а по широкой дороге, проходящей мимо причала, с которого акватурбы доставляли рабочих на подводные рудники. Высокие конструкции покачивались на воде, отбрасывая на волны двойные тени.
Они дошли до ворот парка и Лок вдруг почувствовал боль в желудке.
— Подержи его голову, — велела мама Таво. — Видишь, это возбуждение не пошло тебе на пользу, Лок. И опять ты пил это молоко. Тебе стало лучше?
Он ничего не сказал о роме. И запах под навесом, и аромат, исходящий от Таво — все это помогало сохранить тайну. Принс и Руби спокойно смотрели на него, изредка поглядывая друг на друга.
Наверху мама привела электронного сторожа в порядок и проводила Принса и Руби в их комнаты. Потом она зашла в детскую.
— Мамочка, тебе все еще больно? — спросил Лок с подушки.
— Да. Ничего не сломано, хотя сама я удивляюсь, почему. Как только я уложу тебя, мне надо пройти обследование на медицинском аппарате.
— Они хотели пойти, — проговорил вдруг Лок. — Они сказали, что хотят посмотреть, куда вы все ушли.
Мама села на постель и стала гладить его по спине здоровой рукой.
— А тебе самому разве не хотелось посмотреть хотя бы самую капельку?
— Да, — признался он, помолчав.
— Я так и думала. Ну, как твой желудок? Мне не нравится этот разговор. Я никак не могу понять, как это соевое молоко может быть тебе полезно?
Он опять ничего не сказал про ром.
— А теперь спи, — она направилась к двери детской.
Он помнил, как она коснулась выключателя.
Он помнил луну, затемняющуюся поворачивающейся крышей.
Лок всегда ассоциировал Принса Реда с появлением света.
Он сидел раздетый около бассейна на крыше, к экзамену готовясь по петрологии, когда багряные листья около колеблющегося входа задрожали. Стеклянная дверь гудела от сильного ветра. Башни Арка, сплющенные, чтобы противостоять ветру, казались перекошенными за сверкающим на стекле инеем.
— Папа, — Лок выключил читающий аппарат и поднялся. — Эй, я считаюсь третьим по высшей математике. Третьим!
Фон Рей в отороченной мехом парке, прошел сквозь листья.
— И это называется ты готовишься к экзаменам. Не лучше ли было пройти в библиотеку? Разве ты можешь сосредоточиться, когда все кругом тебя отвлекает?
— Петрология, — сказал Лок, поднимая свой диктофон. — Мне вообще-то и не надо к ней готовиться. Я уже имею отличную оценку по этому предмету.
Лок только в последние несколько лет научился обходить родительское требование быть совершенством. А научившись этому, понял, что эти требования являлись, по существу, ритуальными и ненужными, и если их отбросить, открывался путь к общению с сокурсниками.
— О, — сказал его отец, — уже имеешь, — и улыбнулся. Он расстегнул парку, изморозь на его волосах начала таять. — В конце-концов, ты занимаешься учебой, вместо того, чтобы копаться во внутренностях «КАЛИБАНА».
— Кстати, ты мне напомнил, папа. Я внес яхту в список регаты Нью-Арка. Вы с мамой придете посмотреть на финиш?
— Если сможем. Ты знаешь, мама последнее время не очень хорошо себя чувствует. Прошлое путешествие было не совсем благополучным. И она очень переживает за твои гонки.
— Почему? Они ведь не мешают учебе.
Фон Рей пожал плечами.
— Она знает, что это опасно, — он повесил парку на качалку. — Мы читали о твоем транторском призе прошлого месяца. Поздравляю! Она волнуется за тебя, но она была горда как куропатка, когда говорила этим набитым дурам из женского клуба, что это ее сын.
— Я хотел бы, чтобы вы пришли.
— Мы тоже хотели бы. Но решили, что это не повод, чтобы прерывать месячное путешествие. Идем, я тебе что-то покажу.
Лок пошел за отцом мимо ручейка, бегущего из бассейна. Они подошли к лестнице около небольшого водопада, спускающейся в дом, и отец положил ему руку на плечо. Они встали на верхнюю ступеньку и лестница поехала вниз.
— Мы в этот раз остановились на Земле. Провели день с Аароном Редом. Я уверен, что ты встречал его когда-то давно. Ред-шифт Лимитед.
— На Нове и Бразилии, — ответил Лок. — На руднике.
— Ты это помнишь? — лестница вытянулась в дорожку и понесла их по оранжерее. Какаду прыгали по ветвям, клевали прозрачные стены, за которыми лежал снег, перелетали на гигантские пионы и бросали на песок оборванные кроваво-красные лепестки. — С ним был Принс, мальчик твоих лет, может быть, чуть старше. — До Лока время от времени доходили слухи о Принсе. Ведь обычно говорят о жизни детей друзей их родителей. Некоторое время тому назад Принс очень быстро сменил четыре школы, по слухам, просочившимся в Плеяды, только положение «Ред-шифт Лимитед» позволило заменить исключение переводом.
— Я помню его, — сказал Лок. — У него одна рука.
— Он носит теперь черную перчатку до плеча. Верхняя часть ее вся в драгоценных камнях. Этот юноша производит впечатление. Он сказал, что помнит тебя. Вы тогда попадали в разные истории. Он, наконец, кажется, поутих.