Наконец Джуао сказался усталым и ушел подремать. Большая часть моей жизни прошла на побережье стран, где люди привыкли к полуденному отдыху. А я
первые десять лет своей жизни, когда формировались все мои привычки, провел на датской кооперативной ферме и до сих пор не мог заставить себя спать днем… Так что я перешагнул через свою крестницу (она уснула на нижней ступеньке крыльца, подложив под голову кулачок) и пошел через деревню назад, к побережью.
Глава третья
В полночь Ариэль вышла из моря. Она поднялась на скалы и забарабанила ногтями в стеклянную стену моего домика. Словно дождевые капли застучали по стеклу…
В тот вечер я устроился у камина. Собирался почитать, но задремал. Мой домашний компьютер поинтересовался, хочу ли я чего-нибудь, и, не получив ответа, выключил Dvorjak Cello Concerto, притушил свет лампы ночника для чтения, перестал подбрасывать дрова в камин. Когда меня разбудила Ариэль, за каминной решеткой были одни угли.
Но голову от подушки я оторвал, только когда она постучала во второй раз. Зеленая форма, янтарные волосы - все цвета погибли в серебристом свете луны. Я потянулся к выключателю, нажал кнопку, и стеклянная стена ушла в пол. В лицо мне ударил ветер.
- Чего тебе нужно? - спросил я. - Неужели нельзя выбрать другое время для визитов?
- Тарк на берегу. Он ждет тебя.
Ночь выдалась теплой, но ветреной. По морю к берегу неслись хребты волн, увенчанные белыми барашками пены.
Я протер глаза.
- Это тот, самый главный? Почему ты не привела его ко мне? Зачем он хочет увидеть меня?
Девушка коснулась моей руки.
- Пойдем. Они все внизу на берегу.
- Кто это «все»?
- Тарк и остальные.
Ариэль потащила меня через внутренний дворик к дорожке, ведущей на пляж. Залитое лунным светом море стонало. Внизу на берегу у ревущего на ветру костра столпились люди. Девушка направилась к ним.
Два рыбака сидели на перевернутом корыте и жались друг к дружке. Они играли на гитарах. Их пение - грубое, ритмическое, режущее слух - разносилось над белеющим в ночи пляжем. Ожерелье из акульих зубов сверкало на шее танцовщицы. Остальные сидели на перевернутом ялике и ели.
На костре с краю стояла кастрюля с большой ручкой. Там между розовыми островами креветок пенилось масло. Одна женщина опускала сырые креветки в кастрюлю, другая вылавливала сварившиеся.
- Дядюшка Кэйл!
- Смотрите, дядюшка Кэйл!
- Эй, а вы что тут делаете? - удивился я, поворачиваясь к крестникам. - Разве вы не должны сейчас лежать дома в кроватках?
- Папочка сказал, что мы можем прийти сюда. Он тоже скоро будет здесь.
Я повернулся к Ариэль:
- В честь чего такой праздник?
- Завтра на заре мы отправимся в Разлом. Кто-то промчался по песку, размахивая бутылками.
- Они не хотели тебе рассказывать, не хотели задеть твою гордость.
- Мою что?
- Ну, ведь они хотят сделать то, чего ты…
- Но…
- …к тому же тебя тогда искалечило. Они не хотели тебя расстраивать. Но Тарк все-таки решил повидаться с тобой. Я подумала, что ты не расстроишься. Поэтому и привела тебя на берег.
- Спасибо.
- Дядюшка Кэйл?
Этот голос был грубее и глубже, чем детские голоса моих крестников.
Позвавший меня человек сидел на бревне спиной к костру и ел сладкую картошку. Отблески пламени играли на темных скулах и влажных волосах. Он встал, подошел ко мне, поднял руку. Я тоже поднял руку. И мы хлопнули друг друга по ладони.
- Здорово, - улыбнулся юноша. - Ариэль сказала, что ты придешь. Завтра мы собираемся проложить силовой кабель через Разлом.
Чешуйки на рукавах формы Тарка поблескивали. Он казался очень сильным. А держался спокойно.
- Я… - Тут он замолчал. Мне показалось, что он похож на счастливого танцора, удачно исполнившего свой номер. - Я хотел поговорить с вами о Разломе.
А я думал, он заговорит об острых кораллах и об акулах.
- И о… той аварии… Если вы согласитесь.
- Конечно, - ответил я. - Если это хоть чем-то поможет тебе.
- Видишь, Тарк! Я же говорила, что он согласится, - выпалила Ариэль.
Я слышал, как изменилось дыхание юноши.
- Вы и в самом деле не обидетесь, если я попрошу рассказать о том несчастном случае?
Я покачал головой и только тут понял, что с голосом Тарка. Подводный герой был мальчишкой, голос его ломался… Ему еще не исполнилось и девятнадцати.