Встав, она сказала:
— Достойный отец Иларион повторял мне не раз эти самые слова, и мы с тобой поговорим о них впоследствии. Теперь я пойду и прочту письмо, а ты считай себя моим гостем и требуй всего, чего хочешь. Лизандр исполнит все твои приказания. До свидания, я скоро возвращусь.
Юноша почтительно встал и проводил глазами княжну, которая глубоко поразила его своей красотой и грациозностью. Но как только она исчезла из вида за кустами роз, он принялся за завтрак с жадностью голодного человека.
V
ГОЛОС ИЗ ДАЛЁКОЙ ОБИТЕЛИ
Проходя под портиком, княжна повторяла про себя: «Господь мой пастырь, и я никогда ни в чём не буду нуждаться». Ясно было, что справедливость этих слов осуществлялась примером легкомысленного юноши, который в минуту нужды нашёл всё необходимое, очевидно, благодаря милосердию Бога, направившего его шаги к ней.
Отворив резную сверху донизу дверь, она вошла в большую, роскошно украшенную фресками залу, а оттуда проникла в маленький открытый дворик, в центре которого бил фонтан.
Тут находилось несколько молодых гречанок, сидевших за шитьём и вышиваньем. При появлении княжны они оставили свою работу и почтительно встали. Она знаком просила их продолжать своё занятие, а сама уселась в кресло перед фонтаном. В руках она держала послание от Илариона. Но мысли её были заняты его гонцом.
Если, по воле неба, она была избрана для осуществления справедливости слов псалмопевца, то должно ли было это призвание ограничиться утолением его голода в это утро? Не следовало ли ей продолжать заботиться о молодом послушнике? Но какую форму должны были принять эти заботы? Лучший ответ на все эти вопросы она могла найти в послании отца Илариона. Поэтому она перекрестилась, поцеловала подпись и внимательно прочла следующие строки, написанные безупречным греческим языком:
«От Илариона к Ирине, его возлюбленной дочери.
Ты всё это время думала, что я уже давно покоюсь в лоне Спасителя. Ничто так не напоминает смерть, как безмолвие, и ничто не придаёт такой сладости счастию, как его неожиданность. В том же смысле Воскресение Христово было конечным дополнением Его крестных страданий. Более всего, более нагорной проповеди, Его чудес и Его святой жизни оно возвысило Господа нашего Иисуса Христа над простыми философами, вроде Сократа. Мы оплакиваем Его крестные страдания, но славословим, как Мириам, Его победу над смертью. Я не дерзаю сравнивать себя с Ним, но мне приятно верить, что это послание, неожиданно полученное тобою, возбудит в тебе хоть слабый отголосок того чувства, которое объяло святых Мироносиц, увидавших в гробе Господнем одних Ангелов.
Позволь мне прежде всего рассказать, как я исчез из Константинополя. Я очень сожалел, что патриарх вызвал меня из старого монастыря частью потому, что я должен был расстаться с тобой в то самое время, когда твой молодой ум настолько развился, что мог воспринять святую истину. Но зов патриарха показался мне голосом Божиим, и я не посмел ослушаться его.
Затем меня вызвал к себе император. Он слышал о моей смиренной жизни и хотел, чтобы моё присутствие во дворце было постоянным протестом против нечестия. Я долго отказывался, но патриарх убедил меня принять высокое назначение при дворе. Тут начались для меня бесконечные страдания. Что значит для такого человека, как я, быть у подножия престола? Что значит для меня власть, если она не служит орудием милосердия, справедливости и добрых дел? О, сколько я видел при дворе нечестия, против которого я был беспомощен! А если я возвышал голос, то никто не хотел меня слушать, или же меня поднимали на смех. Сколько я видел презренных лицемеров среди служителей алтаря, даже в святой Софии.
Наконец я стал опасаться, что, оставаясь доле среди подобного нечестия, я только погублю свою душу, не сделав добра никому. Конечно, не могло быть и мысли о том, чтобы меня добровольно отпустили, и мне оставалось одно — бегство. Но куда? Я сначала думал об Иерусалиме. Но кто может без унижения себя жить среди неверных. Потом меня тянуло в свой старый монастырь, но я тогда оставался бы в руках императора, который, очевидно, был бы недоволен мною. Сердце моё жаждало схимничества, и я вспомнил житие русского святого Сергия. Он родился в Ростове и, повинуясь своим набожным стремлениям, ещё юношей отвернулся от света и, уйдя из родительского дома, скрылся в Радонежские леса, там он жил среди диких зверей в посте и молитве. Мало-помалу слава о его святости распространилась повсюду, и к нему стали стекаться другие схимники. Собственными руками он выстроил для своих учеников церковь во имя святой Троицы. Там я, конечно, мог найти успокоение для своей души, наболевшей от себялюбия, зависти, бессердечия, жадности и безумия того, что называют светом.