осом также хорошо знаком, все время считали и заявляли в течение всей войны, что положение незаконно, что новыми правилами сметных расходов военного фонда руководствоваться нельзя, ибо тогда ведь действовали сметные правила 1890 г. Между прочим случился курьез, что в правилах 1890 г. предварительное обсуждение законов совершалось или должно было, вернее сказать, совершаться в особом порядке, а именно предварительно, все-таки, эти расходы просматривались департаментом государственной экономии. Но так как департамента уже нет, он уже исчез, то была совершена новая незакономерность. Особым журналом совета министров было указано, что то, чем ведал прежде департамент государственной экономии, должен ведать совет министров и распоряжение военным фондом, таким образом, перешло в совет министров на основании акта управления, несомненно имеющего законодательный характер. Это, так сказать, правовое нарушение, но к чему же оно привело? Оно привело фактически к полному разрушению бюджета и понятия о бюджете, ибо оказалось, что Дума формально проверяет 3½ миллиарда в государственном бюджете, а рядом с этим идет 14, 20, 25-миллиардный расход из военного фонда. Бюджет разбился на две половины. Малая и обычная часть его ведается Думой, а огромная, чрезвычайная и заем для покрытия чрезвычайных расходов проходят помимо Думы. Все попытки добиться того, чтобы военные расходы были внесены в роспись, не привели ни к чему. Возник большой спор между мной и бывшим министром финансов Барком. Мы настаивали на том, чтобы внести военные суммы в роспись, чтобы бюджет представлял собою сумму всех расходов, но этого не добились, и даже Государственная Дума со мной не согласилась. Таким образом, последний бюджет являлся, в сущности говоря, набором цифр, весьма мало имеющим отношение ко всему бюджету. Но такая двойственность бюджета давала право министерству финансов играть цифрами почти как ему угодно. Приведу несколько примеров. Ввозится масса казенных грузов. На них берется таможенная пошлина. Показывается доходами по нормальному бюджету. Но кто платит эти пошлины? Конечно, казна. Откуда платит? Из военного фонда. Таким образом, военный фонд нам неизвестен, но доход таможенный в количестве ста и больше миллионов показывается, как доход. Казна перевозит по железным дорогам массу солдат и грузов. Получается огромная сумма новых доходов по казенным железным дорогам. Но кто же платит? Казна. Откуда? Из военного фонда. Казна учитывает в государственном банке огромную массу своих векселей, так называемых краткосрочных обязательств, банк взимает за них 5%, и получаются десятки и сотни миллионов дохода. Кто их платит? Сама же казна. Где они показываются? Нигде. Они вычитываются из той суммы, которую дает государственный банк. Словом, я мог бы привести бесконечное множество примеров, которые показывают, что существо государственного бюджета, его форма и полнота, все было разрушено, т.-е. фактически с начала войны у Думы утрачивалась какая-нибудь возможность правильно знать бюджет и распоряжаться расходуемыми суммами. Так, постепенно закончилась и выявилась во всю ширину неполнота, ограниченность прав Государственной Думы и упорное нежелание власти в каком-либо отношении пойти навстречу требованиям Думы. С первых же дней бюджетных работ в 1907 году и до самого конца, до самого переворота, ограниченность бюджетных прав Думы оставалась постоянным и вечным предметом спора, при чем не помню ни одного серьезного случая, когда бы правительство пошло навстречу думским пожеланиям. Могу привести еще один последний пример, также вскрывающий неполноту бюджетных прав Думы. Между Думой и министром финансов возник спор о том, имеет ли право министр финансов проводить по 87 статье налоги. С момента начала войны все почти налоговые мероприятия Барк проводил по 87 статье, и только один подоходный налог он предоставил Думе провести в порядке нормальном, не желая брать на себя одиума состоятельных классов. Этот налог он предоставил провести Думе, а десятки налоговых мероприятий – повышение акцизного сбора, установление сбора на грузовое и пассажирское движение, на хлопок и пр., все было проведено по 87 статье. И хотя Дума ворчала, хотя высказывала осуждение, хотя упрекала в бюджетной комиссии, он упорно проводил по 87 статье. Обыкновенно бывала такая картина: после короткой сессии Дума распускалась, и вот, после роспуска, в перерыв, проводились все налоги по 87 статье. До сих пор масса налогов военного времени действует в качестве мер, проведенных по 87 статье и подкрепленных народным представительством. Таких примеров можно набрать десятки. При этом случилось одно обстоятельство. Эмиссионное право государственного банка также было проведено по 87 статье, и здесь возник спор между министром финансов и мною, что по 87 статье расширение эмиссионного права государственного банка проводить не следует. Министр финансов публично дал слово в заседании бюджетной комиссии Государственной Думы, что больше он этого не сделает, и, тем не менее, случилось следующее. В 1915 г. он поехал в Англию заключать финансовый договор по поводу финансовой помощи Англии в наших военных расходах. Между прочим, в числе прочих пунктов договоров было следующее: Англия гарантировала через свой английский банк 2-миллиардный выпуск кредитных билетов. Таким образом, было обойдено эмиссионное право законодательных учреждений, и помимо Думы министерство финансов получило право на выпуск 2-х миллиардов кредитных билетов, обеспеченный не соглашением Думы, не одобрением закона, а волею английского правительства и английского банка. Тогда же министру финансов по этому поводу было сделано указание, что это совершенно незаконно, что это нарушение прав Думы, обход закона и выпуск нелегальный. Это было, насколько я знаю, последнее крупное нарушение бюджетных прав Думы при старом строе. Такова в сущности скучная и скорбная история бюджетных отношений старого правительства и народного представительства. Начались эти споры в 1907 г. во 2-й Думе, упорно продолжались через всю 3-ю и 4-ю Думы и фактически подходили только к умалению прав Думы. Добиться расширения, улучшения и даже усиления своих прав Дума никогда не могла. Несколько раз в 3-й и 4-й Думах группа, к которой я принадлежал, вносила законопроект об отмене сметных правил 8 марта 1906 г. Дума их принимала, а государственный совет, по требованию министерства финансов, отклонял. Министр финансов упорно доказывал, что бюджетные права Думы совершенно достаточны, что их расширять вовсе не нужно. При этом даже карикатурная статья бюджетных правил 1906 г. осталась до сих пор неотмененной. Указанием на эту карикатурность я и закончу эту часть моего показания. Там есть статья 13-14, которая говорит о том, что же будет в случае разногласия Думы с советом. Оказывается, что должна быть согласительная комиссия. «А если соглашения не наступило, – говорит статья, – тогда в роспись вносится кредит, наиболее близкий к кредиту последней утвержденной росписи», – и больше ничего. Что это значит? Кто вносит в роспись этот кредит? Неизвестно. А если в той росписи кредита совсем не было, что при разногласии делать? Неизвестно. А если кредита подходящего вообще нет ни по форме, ни по существу, что делать? Неизвестно. И вот, когда случилось такое разногласие между Государственной Думой и государственным советом, об этом я указывал по поводу 163 миллионов серий, то первое время все растерялись, и никто не знал, что делать. Дума не соглашалась, совет не соглашался, согласительная комиссия не пришла к соглашению. Что делать? Покойный Акимов тогда говорил, что надо поехать к государю и сказать, что совет не согласился, Дума не согласилась, что пусть государь сам, как хочет и делает. Мы указывали, что государь не имеет права выбирать между мнением государственного совета и Думы, что такого правила нет. Надо исполнить закон, но исполнить закон нельзя, нет такого закона. Тогда председатель государственного совета говорил: пусть председатель Думы поставит цифру в росписи. Председатель Думы говорил: «пусть цифры в росписи поставит председатель государственного совета, потому что он ездит к государю, и государь утверждает по его докладу». Акимов говорит: «но мне этого права закон не предоставил. Я вписывать ничего в роспись не могу». Оказалось, что закон никого не уполномочил сделать то, что надо было сделать. Тогда нашелся храбрец – министр финансов, это было в 1908 г. при Коковцове, который взял и вставил цифру в роспись, повез к царю, и роспись была утверждена. С этого момента создался прецедент. Почти никогда не бывало соглашения Думы с советом, и цифра механически вставлялась в роспись министром финансов, при чем при этом механизм был любопытен. Смотря по тому, как лучше толковать расход по статье или по параграфу. Иногда по параграфу выгоднее было Думе, а иногда по статье выгоднее было совету, и министр финансов являлся супер-арбитром, которому иногда было выгодно сделать вставку, выгодно, что в росписи есть дыра, куда можно было просунуть руку и распорядиться исполнительною властью.