Сверху сбежали еще трое оперативников и, подхватив Карташова, поволокли вниз. Была страшная толчея, его то несли, то бросали и тогда его ноги бились о ступени. На самом выходе его еще раз припечатали лбом к почтовым ящикам, провели по ним, словно старались сгладить черты лица, умыть кровью, сшелушить кожу…
Его выволокли на улицу и кинули в открытые двери «рафика» и где-то далеко-далеко в ощущениях он выделил в запахах крови — запахи мочи и старой блевотины. Его стало рвать. От каждого надрывного движения голова билась о металлические ребра кузова, сознание проваливалось и возвращалось в томительных муках.
— Один мудак, кажется, отбегался, — глухой, кашляющий голос подвел какую-то черту.
— Надо было этому Монте-Кристо отбить яйца…Он же, сучара, небось бежал к бабе, трахаться захотелось…
— Это ей надо кол вбить в п…у, чтобы зря не манила.
— Поехали! — раздался командный, срывающийся от тяжелого дыхания голос. Карташова качнуло. Щека ощутила мешающую бугристость, от которой несло гуталином. Он приоткрыл глаза и увидел носок зашнурованного ботинка.
Он чувствовал себя так же скверно, как чувствовал после первого выпитого стакана водки. При июльской жаре, на тощий мальчишеский желудок, с единственной закуской — чинариком папиросы «Спорт». Его мутило и выворачивало…
…Когда его вырвало, тот же ботинок, который был ближе к его виску, отодвинулся и саданул в скулу. "Сволочи", — еле слышно выдавил из себя Карташов.
— Гондон, он еще оскорбляет, — сказал один из оперативников.
— Приедем в отдел, устроим ему небольшую корриду. Я из-за этого пикадора сегодня потерял целый день. Моя на садовом участке одна вкалывает.
И когда, казалось, мрак и туман навсегда покрыли его сознание, «рафик» вдруг резко стал тормозить. Карташова бросило вперед, но чей-то жесткий носок ботинка ударом в лоб остановил его. Опять стошнило. Но что приятно: в неожиданно открывшуюся дверь пыхнул прохладный ветерок, ласково пригладив измученный затылок. И начался какой-то Армагеддон: за свежей струей воздуха, вдруг навалилась горячая волна — с треском, цоканьем, безумным звоном железа и мелким дождиком из стеклянной крошки.
— Смотри, бля, что они с нами вытворяют, — удивленно воскликнул тот, который сетовал о потерянном дне. — Да они нас в упор мочат… И голос увял…
Карташов приподнял голову, огляделся. И не поверил своим глазам: оперативники, которые еще секунду назад издевались над ним, теперь придавленные автоматной очередью к пахнущему мочой полу, затаив дыхание, притворялись мертвее мертвых. Чьи-то цепкие руки выдернули его из дымного ада и куда-то понесли. Он услышал знакомый голос:
— Ты живой, Мцыри?
— Пить, — еле слышно прошептал Карташов, но ему никто не ответил. Хлопнула дверца и его тело вновь ощутило движение.
В себя он пришел в гараже, откуда они с Николаем выезжали на задание.
— Сам можешь идти? — спросил его тот же знакомый голос.
Карташов поднял голову — над ним стоял Брод, в глазах которого была тревога и раздражение. Хотел встать на ноги, но не смог — в голове вновь затуманилось. Однако, несмотря не полуобморочное состояние, он разглядел стоявший у стены «шевроле», на котором он ездил на Дмитровскую улицу. Собравшись с силами, он проговорил:
— Извини, Веня, я этого не хотел…
— Отдыхай, разбор полетов позже…Николай! — позвал Брод охранника и когда тот появился, сказал ему: — Отведешь Мцыри в его комнату и поставь у дверей человека. Оклемается, дашь поесть, а пока принеси ему стакан водки и бутерброд с куском осетрины.
— Мне бы умыться, — тихо проговорил Карташов, ощупывая на скуле взбухшую ссадину.
Когда с помощью Николая он поднялся на крыльцо, его окликнул Брод.
— Слышь, Серго, я тебе сегодня долг отдал, но в следующий раз постарайся не валять дурака…Глупая шутка омрачает заслугу…
Он ничего не ответил.
Водка показалась родниковой водой — такой же прозрачной и такой же холодной. Через минуту в ногах появилась слабость — очевидно, упало кровяное давление, но он знал — через несколько мгновений все нормализуется.
Исподлобья он смотрел на Николая, который сидел за столом и рассматривал "Комсомольскую правду". Бутерброд с рыбой Карташов лишь надкусил и положил на тарелку. Разбитые губы и скула не позволяли нормально жевать.
— Ответь, Никола, зачем вы меня вытаскивали?
— По-моему, тебе Брод все уже объяснил.
— А как вы вычислили, куда я смотался?
— Это вопрос техники. Ты вспомни, куда ты позавчера пытался дозвониться.
— Ну и…Но я даже не разговаривал, ты же сам мне запретил…
— Смотри сюда, — Николай взял в руки телефонный аппарат. — Вот кнопка «повтор», вот табло, на котором высвечиваются набираемые цифры, а за ним — "память"…После того как ты поднялся к себе, я нажал на эту кнопку и увидел номер телефона, по которому ты звонил. Узнать адрес абонента не составляло труда…И в этом твое счастье. Не будь технического прогресса, сейчас ты уже куковал бы в Бутырках, а через несколько дней тебя передали бы в руки доблестных латышских стрелков…
— Действительно, дело техники, — Карташов налил себе водки. — А кто стрелял — ты или Брод?
— Не я и не Брод, для этого у нас есть спецы по стрелковому оружию. С одним из них ты скоро познакомишься…Саня Одинец, но меня сейчас интересует другое — как тебя вычислили менты?
Карташов пожал плечами.
— Возможно, они вели мою Светку от самой Риги. Я ведь нахожусь в розыске. Но, может, они засекли, когда я пытался отсюда позвонить…
— К счастью, это исключено. Если бы это было так, мы с тобой сейчас тут бы уже не сидели… В лучшем случае, была бы наружка, но ее тоже нет… А вот хвост за Светкой — это вполне реально… Ты, кажется, сидел за убийство?
— За якобы умышленное убийство.
— Круто. В этом смысле мы с тобой братаны.
— Не думаю, мне трупы навесили, но, сидя в лагере, я это так и не смог опровергнуть…
Охранник с недоверием посмотрел на Карташова, сгреб со стола пачку сигарет и стал закуривать.
— Иди, Мцыри, отдыхай, завтра будешь лечиться. — Николай изменился в лице, словно что-то решал и не мог решить. — И запомни, старик, в следующий раз я с тобой нянчиться не буду…Слишком по большим ставкам идет игра…
Когда Карташов уже лежал в кровати, вернее, поверх атласного одеяла, в брюках и носках, в комнату вошел Брод. В одной рук — большой фужер с коньяком, в другой мобильный телефон.
— Когда будешь в городе, можешь позвонить своей женщине, — он сел на край кровати, трубку положил рядом с Карташовым.
— Почему ты меня не драконишь за то что я уехал без спроса?
— Я думаю, что ты и сам понимаешь, в какую помойку мы могли все окунуться. Ведь то, что мы тебя отбили, чистая случайность. Менты дали маху — водитель «рафика», в котором тебя везли, замешкался и отстал от основной группы оперативников. А те тоже, вместо того, чтобы пристроиться сзади «рафика», ушли вперед… — И без перехода: — Тебе завтра принесут бодяги, ставь примочки, чтобы к пятнице ни одного синяка…Ты мне нужен свеженький, как огурчик…
— Опять — в крематорий?
— Будешь за рулем, — Брод из нагрудного кармана футболки достал сложенный надвое конверт.
— Здесь тысяча, — сказал он. — Было бы больше, но я тебя оштрафовал за самоволку. Можешь считать, что легко отделался.
— Мне этого не надо, — Карташов демонстративно отвел взгляд.