Габриэль возник из-под крыльев бури высоко над Эшем, позади него и справа.
Эш вздрогнул.
Ариосто не нуждался в уговорах.
Он только сказал:
«С тобой было весело. Спасибо за овец».
И рухнул, как камень, выпущенный из требушета, прямо на спину Черного Змея. Крылья его вспыхнули огнем в последних лучах солнца. Габриэль сотворил свое главное заклинание, простую вспышку света, одно из первых заклинаний, которые он выучил в жизни, но очень, очень большое.
Огромный дракон начал поворачиваться, извиваясь в трех измерениях, голова тянулась, тянулась назад на извилистой шее…
Габриэль вложил огромный запас сил в одну вспышку белого огня, которая не могла сломать непробиваемые обереги Эша, но там, где огонь встретился с дыханием дракона, возник хаос, и люди увидели звезды и черноту.
Габриэль не рассчитывал поразить Эша чистой силой. Это был просто очередной финт, один из множества. Но он пробил дыру в защите, и Ариосто закричал, потянувшись когтями…
Габриэль почувствовал рывок, как будто чья-то рука пыталась стащить его с седла, и напрягся. Не сейчас, не во тьме.
Голова дракона отдернулась со сверхъестественной скоростью, и уязвимые глаза размером с человека оказались вне досягаемости грифоньих когтей. Огромный змей рванулся в сторону, уклоняясь от грифона.
Еще один финт.
Ариосто развернулся на кончике крыла в изгибе драконьей шеи, прочь от головы. Голова тянулась за ним, Эш готовился выдохнуть, и его злоба обжигала самый воздух, но Ариосто вертелся и вертелся, а золотые крылья снова сильно взмахнули, грифон поднял когти, поджал задние лапы и полетел вдоль большого черного тела в паре дюймов над спиной Эша, к правому боку змея, который походил на корпус черного корабля.
И Габриэль потянулся вперед, как мальчик, который копьем вколачивает колышки в землю. Он сжимал копье обеими руками, Ариосто знал, что делает, и было уже слишком поздно беспокоиться о падении. Он наклонился наружу, Эш повернулся, и большое крыло черного дракона пошло назад, загребая холодный воздух и обнажая основание крыла, где массивные кости и мускулы приводили в движение существо, которое не могло существовать, основание крыла, которое само было почти с человека шириной, и туда-то Габриэль и вонзил копье, нанеся один-единственный удар оружием, созданным специально для этой цели. Оно проникало все глубже и глубже…
Его левая рука словно бы вспыхнула огнем, и огромный поток силы влился в копье. Габриэль улыбнулся, когда его горящая золотом кожа начала расплываться. Это было мучительно и радостно. Он слышал пение, он слышал голоса Амиции и Мирам…
…а голова Эша продолжала поворачиваться назад на бесконечно гибкой шее, и огромные красные глаза заметили опасность.
И в это же мгновение крыло разорвалось на части изнутри, и смертоносное дыхание коснулось человека и его зверя.
Они исчезли.
Бланш не должна была ехать по заснеженным полям Альбы. Она оставалась с последним резервом Габриэля, и у нее был ключ от врат. Но она не могла ничего не делать. Когда Беатриса помогла ей одеться, явно дав понять, что, будучи служанкой императрицы, никогда в жизни не собиралась застегивать доспехи, Бланш вышла из пустого шатра красного шелка, пройдя мимо пустого и чистого круглого стола. Рядом со старым походным стулом Габриэля на полу шатра лежал серебряный кубок. Анна потеряла его в спешке. Бланш наклонилась — и нагрудник уперся в раздувшийся живот.
«Беременная и в доспехах», — подумала она.
А за этой мыслью пришли легионы других, куда более мрачных. Они маршировали по ее разуму непобедимой армией, но она отказывалась их принять. Вместо этого она поправила чужой пояс для меча и вышла на упругую траву чужого мира, где Йон Ганг держал ее красивого ифрикуанского скакуна, молочно-белого от хвоста до носа. Ганг подсадил ее в седло.
Она чувствовала себя самозванкой. Она была прачкой, но никак не рыцарем. Ганг, одетый в легкий доспех, улыбнулся:
— Капитан так и сказал, что вы поедете.
Бланш почувствовала, что краснеет. Но слова Ганга придали ей мужества, и она взялась за повод. Она впервые села в седло целый год назад и уже неплохо ездила, но не могла представить, как это — драться верхом. Латные рукавицы мешали двигать запястьями. Все было очень необычно.
Ребенок пинался.