— Адмирал, — медленно произнесла она, — неужели Рой ждал, пока эскадра 87.2 перейдет в систему?
Сингх коснулся своей бородки.
— Вы хотите знать, не было ли это ловушкой?
— Да.
Адмирал скользнул взглядом по лицам коллег и обернулся к Гладстон.
— Не думаю. Я считаю... мы считаем... что Бродяги решили должным образом отреагировать на высокую концентрацию наших войск. Однако это означает, что они твердо намерены овладеть системой Гипериона.
— И они в силах добиться этого? — Мейна Гладстон не отрывала взгляда от кувыркающихся обломков у себя над головой. Перед камерой проплыло тело молодого мужчины, наполовину вывалившееся из скафандра. Я увидел вылезшие из орбит глаза и взорванные давлением легкие.
— Нет, — отрезал адмирал Сингх. — Они могут обескровить нас. Могут оттеснить нас к самому Гипериону. Но не могут ни вышвырнуть нас из системы, ни нанести нам поражение.
— А портал? — Голос сенатора Ришо дрогнул.
— Ни уничтожить нуль-портал, — добавил Сингх.
— Он прав, — подтвердил Морпурго. — Тому порукой мой профессиональный опыт.
Гладстон со странной улыбкой поднялась с места. Все присутствующие, в том числе и я, поторопились подняться.
— Вы поручились, — негромко сказала она, обращаясь к Морпурго. — Вы поручились. — Она скользнула взглядом по лицам своих сотрудников. — Мы встретимся здесь, когда этого потребуют события. Связным между мной и вами назначаю Ли Хента. Работа правительства, господа, будет идти в обычном режиме. Всего хорошего.
Все стали расходиться, только я вернулся на свое место и вскоре остался в комнате один. Динамики вновь заработали на полную громкость. На одной волне слышались громкие мужские рыдания. На другой, сквозь треск и щелчки помех, гремел чей-то маниакальный хохот. Надо мной, за моей спиной и с обеих сторон медленно двигались во тьме созвездия, и свет звезд равнодушно серебрил руины и обломки.
Дом Правительства был выстроен в форме звезды Давида. В центре ее, защищенный низкими стенами и кущами деревьев, рассаженных в особом порядке, находился сад. Конечно, не такой обширный, как Олений парк со своими зелеными просторами, но не менее живописный. Поздним вечером я вышел туда на прогулку. Яркое сине-белое небо Центра уже покрывалось позолотой, когда меня догнала Мейна Гладстон.
Несколько минут мы молча шли бок о бок. Я заметил, что она переоделась в длинное платье, какие носят величественные матроны на Патофе: свободного покроя, с пышными складками и вставками сложного темно-синего и золотого рисунка — точь-в-точь вечерний небосвод у нас над головами. Руки она держала в карманах, широкие рукава раздувались на ветру; подол касался молочно-белой каменной дорожки.
— Вы позволили им допросить меня, — начал я. — Любопытно, почему.
— Они не транслировали допрос для своих сообщников. — Голос Гладстон звучал устало. — Никакого риска разглашения секретной информации не было.
Я улыбнулся.
— И тем не менее я подвергся всем этим испытаниям с вашего ведома.
— Служба безопасности хотела узнать о них все, что только возможно. Все, что они выболтают.
— Ценой кое-каких... не очень приятных ощущений с моей стороны, — заметил я.
— Да.
— Ну и известно теперь безопасности, на кого они работают?
— Этот человек упомянул фамилию Харбрит, — ответила секретарь Сената. — Наши люди почти уверены, что речь шла об Эмлеме Харбрит.
— Управляющей биржей на Асквите?
— Да. Она и Дайана Филомель связаны со старыми монархистскими фракциями организации Гленнон-Хайта.
— Они вели себя по-дилетантски, — сказал я, вспоминая легкость, с какой Гермунд обронил фамилию Харбрит, и непродуманность вопросов его жены.
— Конечно.
— Связаны ли монархисты с какими-нибудь серьезными организациями?
— Только с церковью Шрайка, — ответила Гладстон. Она остановилась перед каменным мостиком через ручей и, подобрав свое роскошное сине-золотое одеяние, присела на кованую железную скамью. — Ни один епископ до сих пор не вышел из подполья, знаете ли.