Гладстон снова улыбнулась, и в ее улыбке были естественность и теплота, столь непохожие на продуманную любезность официальных улыбок, которыми в совершенстве владела секретарь Сената.
— Нет, — сказала она. — У меня было на уме еще кое-что. Хотели бы вы отправиться на Гиперион? На настоящий Гиперион?
— Настоящий Гиперион? — повторил я с дурацким видом.
Пальцы заныли от странного возбуждения. Конечно, моему подлинному сознанию никто не мешал пребывать в Техно-Центре, но тело и мозг у меня слишком человеческие, слишком чувствительные к адреналину и другим своенравным химикалиям.
Гладстон кивнула.
— Туда рвутся миллионы людей. Им хочется сменить наконец обстановку. Увидеть войну вблизи. Идиоты. — Она со вздохом пододвинула к себе рабочий блокнот и подняла глаза — взгляд ее был серьезен. — Но я хочу, чтобы кто-нибудь съездил туда и отчитался обо всем передо мной лично. Сегодня утром Ли собирается опробовать новый военно-транспортный портал, и мне подумалось, что вы могли бы составить ему компанию. Вряд ли вы успеете посетить сам Гиперион, но в системе побываете.
На языке у меня вертелось несколько вопросов, но, к моему стыду, первой моей реакцией была фраза:
— Это опасно?
Ни выражение лица Гладстон, ни ее серьезный, дружеский тон не изменились:
— Возможно. Хотя вы будете в тылу, а Ли получил четкие указания не подвергать себя или вас явным опасностям.
«Явные опасности, — подумал я. — Но сколько неявных опасностей в зоне военных действий вблизи планеты, по которой разгуливает не кто-нибудь, а сам Шрайк?»
— Да, — быстро произнес я. — Согласен. Но есть один непонятный для меня момент. Почему вы решили послать на Гиперион именно меня? Если из-за моих связей с паломниками, то, мне кажется, эта командировка — ненужный риск.
Гладстон кивнула.
— Господин Северн, связь с паломниками, несмотря на всю ее, скажем так, непрочность, несомненно нужна мне. Но верно и то, что ваши наблюдения и мнение ценны для меня ничуть не меньше.
— Но для вас я — белое пятно. Мало ли кому я поставляю информацию — сознательно или каким-то иным образом. Я — выкормыш Техно-Центра.
— Это так, — согласилась Гладстон, — но в то же время вы, вероятно, самая независимая личность на ТКЦ, а может, и во всей Сети. Кроме того, ваши наблюдения — это наблюдения зрелого поэта, перед чьим гением я преклоняюсь.
Я расхохотался.
— Это «он» был гением. А я лишь его тень. Трутень. Карикатура.
— Вы в этом уверены? — спросила Мейна Гладстон.
Я продемонстрировал ей пустые ладони.
— Уже десять месяцев я вновь мыслю и чувствую, живу этой странной жизнью после жизни — и ни строчки стихов. Как отрезало. Я не думаю стихами. Разве это не доказывает, что весь воскресительный проект Техно-Центра — туфта? Даже мое фальшивое имя — насмешка над памятью человека, чей талант мне и не снился... Джозеф Северн был лишь тенью настоящего Китса, а я позорю даже это имя, живя под ним.
— Может быть, вы и правы, — негромко сказала Гладстон. — А может быть, и нет. Как бы то ни было, я прошу вас отправиться с господином Хентом в краткую командировку на Гиперион. — Она задумалась. — Вы вовсе не обязаны исполнять мои просьбы, поскольку не являетесь гражданином Гегемонии. Но я была бы благодарна вам за согласие.
— Я согласен, — повторил я, слыша свой голос как бы издалека.
— Вот и отлично. Вам понадобится теплая одежда. Не надевайте ничего, что могло бы свалиться с вас или поставить в затруднительное положение в невесомости, хотя маловероятно, что вы с ней столкнетесь. С господином Хентом встретитесь в терминексе Дома Правительства через... — она взглянула на свой комлог, — ...двенадцать минут.
Я кивнул и повернулся, чтобы уйти.
— Да, еще...
Я задержался у двери. Старая женщина, сидевшая за столом, внезапно показалась мне какой-то маленькой и измученной.
— Спасибо вам, господин Северн, — сказала она.
В прифронтовую зону действительно рвались миллионы. Альтинг гудел от петиций, списков преимуществ, которые принесет допуск гражданских лиц на Гиперион по нуль-Т, просьб туристических фирм, желающих организовать краткие экскурсии, и требований местных политиков и чиновников Гегемонии, стремящихся непосредственно ознакомиться с обстановкой. Все эти просьбы отклонялись. Граждане Сети — особенно те, что обладали властью и влиянием, — не привыкли, чтобы им отказывали в доступе к новым ощущениям, а тотальная война оставалась для Гегемонии одним из немногих, еще неизведанных ощущений.