Сказание о падении Гондолина
Туор спускается к сокрытой реке
Так молвил Сердечко, сын Бронвега: «Узнайте же, что Туор был смертным человеком и жил в незапамятные времена в той северной земле, что зовется Дор-ломин, или Земля Теней; из эльдар лучше всех знают ее нолдоли.
Народ Туора скитался в лесах и холмах, и ведать не ведал о море, и не пел о нем; Туор же жил не с сородичами, а в одиночестве, близ озера под названием Митрим, охотился в окрестных лесах, а не то так играл у берегов на своей грубой деревянной арфе со струнами из медвежьих жил. Многие, прослышав о власти его безыскусных песен, приходили из ближних и дальних краев послушать игру его, но Туор умолкал и уходил в безлюдную глушь. Здесь узнал он много всего дивного и свел знакомство со скитальцами-нолдоли, а те обучили его своему языку и своей мудрости; но не суждено ему было провести в тех лесах всю свою жизнь.
Говорится, будто магия и судьба привели его однажды ко входу в пещеристый провал, вниз по которому из Митрима утекала подземная река. И вошел Туор в ту пещеру, надеясь вызнать ее секрет, но митримские воды подхватили и повлекли его за собою в самое сердце горы, и не смог он выбраться назад, к свету. И говорится, будто такова была воля Улмо Владыки Вод, по чьей подсказке нолдоли проложили этот потаенный путь.
И явились нолдоли к Туору, и провели его по темным туннелям среди скал, и вот выбрался он снова на свет и увидел, что река стремительно несется по глубокому ущелью, стены которого неприступны. Но Туор уже раздумал возвращаться: он шел все вперед и вперед, и река неизменно вела его на запад.
Солнце вставало за его спиной и садилось у него перед глазами; там, где вода вспенивалась среди нагромождений валунов или низвергалась водопадами, над ущельем порою ткались радуги, но вечерами его гладкие стены сверкали в лучах заката, и потому Туор назвал это место Златой расселиной, или Тесниной Радужной Кровли: на языке номов – Глорфалк, или Крис Ильбрантелот.
Так шел Туор три дня, утолял жажду водою потаенной реки, а насыщался рыбой; рыбы здесь водились золотые, синие и серебряные – самых разных причудливых видов. Наконец ущелье расширилось, и по мере того как стены его размыкались и понижались, они делались все более неровными и шероховатыми, а русло реки все больше загромождали валуны, образуя пенные перекаты. Здесь Туор подолгу сиживал, любуясь плескучей водой и вслушиваясь в ее голос, а потом вставал и устремлялся дальше, перепрыгивая с камня на камень, и распевал на ходу; а когда узкую полосу неба над расселиной усыпáли звезды, он брался за арфу, и эхо вторило буйному перезвону струн.
Однажды ближе к ночи, после долгого и утомительного перехода, Туор заслышал крик и взять не мог в толк, кто бы это мог быть. То говорил он себе: «Это местный дух, не иначе», то: «Нет, это, верно, какой-то мелкий зверек стенает среди скал»; а то казалось Туору, будто это голос неведомой птицы – незнакомый ему и до странности печальный; а поскольку за все время пути вниз по Златой расселине не слыхивал он птичьего пения, порадовался он этому кличу, пусть и такому горестному. На следующий день поутру вновь донесся с вышины тот же крик, и, запрокинув голову, Туор увидел трех больших белых птиц: они летели на могучих крыльях назад, вверх по ущелью, и издавали звуки сродни тем, что разносились в сумерках. То были чайки, птицы Оссэ.