Губернатор сверлит его взглядом.
— Скажем так: лучше молись, чтобы мы не нашли другого чертова врача. Сечёшь мою мысль?
Доктор опускает глаза.
— Я понимаю, Филипп. Не нужно мне угрожать.
Теперь Губернатор поворачивает к нему голову и улыбается.
— Док... да ладно тебе... это же я, — к нему уже вернулся шарм старого коммивояжёра. — Мы же просто пара соседей, которые грызутся из-за бочки с солёными огурцами. — Филипп смотрит на наручные часы. — По правде говоря, мы были бы рады сыграть с тобой партийку в шашки, но у нас есть...
Его слова прерывает звук откуда-то снаружи, привлекающий всеобщее внимание.
Вначале слабый, доносящийся по ветру, характерный треск выстрелов из ружья 50-го калибра слышится с востока. Их продолжительность и интенсивность — несколько раз стреляют в разных местах, — говорит о серьёзной перепалке.
— Тихо! — Губернатор поднимает руку и вытягивает шею к окну. Вроде бы звуки доносятся с северо-восточного угла баррикады, но с этого расстояния тяжело судить наверняка. — Похоже, немаленькая заварушка, — говорит Губернатор Гейбу.
Брюс с Гейбом перебрасывают стволы на грудь, сняв предохранители.
— Идём! — Губернатор стремительно покидает комнату. Гейб и Брюс по пятам следуют за ним.
* * *
Они выбегают из жилища Стивенса, оружие наготове. Губернатор впереди, в руке у него пистолет 9-го калибра со взведённым курком.
Ветер несёт им под ноги всякий мусор. Они сворачивают на восток. Эхо автоматной пальбы уже растаяло в свежем бризе, но они видят пару вольфрамовых прожекторов — примерно в трехстах ярдах отсюда. Оба луча мечутся вверху, пересекая силуэты крыш.
— БОБ! — Губернатор замечает пожилого медика, свернувшегося калачиком напротив витрины магазина за полквартала от них. Закутавшись в старенькое одеяло, весь дрожа, пропойца припадает к земле, его широко распахнутые глаза следят за перепалкой. Он выглядит так, будто стрельба разбудила его всего пару секунд назад. Бледный и взволнованный, мужчина словно проснулся из одного кошмара и очутился в другом. Губернатор спешит к нему. — Ты что-нибудь видел, дружище? Нас атакуют? Что происходит?
Какое-то мгновение медик только сипит, кашляя и тяжело дыша.
— Точно не знаю... слышал какого-то парня... всего секунду назад он шёл от стены... — Он опять сгибается в приступе кашля.
— Что он говорил, Боб? — Губернатор берёт старика за плечо и слегка трясёт его.
— Он сказал... это новоприбывшие... что-то такое... новые люди.
Губернатор вздыхает с облегчением.
—Ты уверен, Боб?
Пожилой мужчина кивает.
— Говорил что-то про новичков, которые входили со сворой ходячих на хвосте. Впрочем, они всех их сняли — ходячих, вот что.
Губернатор похлопывает старика по плечу.
— Это утешительная новость, Боб. Ты побудь здесь, пока мы всё не проверим.
— Да, сэр, так и сделаю.
Губернатор поворачивается к своим людям, говоря теперь вполголоса.
— Пока мы не возьмём ситуацию под контроль, вы, ребята, держите пушки наготове.
— Будет сделано, босс, — отвечает Гейб, опуская дуло винтовки Bushmaster, однако продолжая держать её наперевес в своих мясистых ладонях. Он убирает руку в перчатке со спускового крючка и кладёт указательный палец на ложе. Брюс с нервным сопением делает то же.
Губернатор мельком смотрит на своё отражение в окне хозяйственного магазина. Он приглаживает усы, убирает с глаз прядь чёрных как смоль волос и бормочет:
— Что ж, парни, давайте выкатим наш приветственный вагон.
* * *
Поначалу, стоя в облаке ярко-белого света и пороха, Мартинес не слышит тяжёлых шагов, приближающихся из тёмного пространства примыкающей улицы. Он слишком занят той кутерьмой, которая поднялась в городе из-за новоприбывших.
— Я забираю их к главному, — говорит Мартинес Гасу, который стоит возле просвета в стене, держа охапку конфискованного оружия: пару полицейских дубинок, топор, парочку пистолетов 45-го калибра и какую-то разновидность причудливого японского меча в богато украшенных ножнах. Воздух смердит гнилым мясом и раскалённым железом, ночное небо заволокло тучами.
Позади Гаса, в дымке от выстрелов, видны разорванные тела, лежащие на земле снаружи от баррикады и разбросанные в просвете по мостовой. Свежеподстреленные мертвецы дымятся в ночной прохладе, брусчатка блестит от чёрных густых брызг.
— Если я услышу хоть об одном кусачем, подошедшем к стене ближе чем на двадцать футов, — грозно говорит Мартинес, обводя взглядом каждого из двенадцати мужчин, робко столпившихся вокруг Гаса, — то вы об этом тоже услышите! Вычистить дом!
Затем Мартинес поворачивается к новеньким.
— Вы, ребята, можете идти за мной.
На мгновение трое незнакомцев у стены недоверчиво и нерешительно замирают, щурясь в слепящем свете прожекторов — двое мужчин и женщина, спинами к баррикаде, словно заключённые, пойманные при побеге. Разоружённые и дезориентированные, грязные от скитаний, мужчины облачены в полицейскую экипировку, женщина — в балахон с капюшоном, который на первый взгляд кажется перенесённым сюда из другого времени, словно монастырское одеяние или плащ какого-то секретного ордена.
Мартинес делает шаг к троице и начинает говорить что-то ещё, когда позади него раздаётся звук знакомого голоса.
— Дальше я сам, Мартинес!
Мартинес моментально оборачивается и видит приближающегося Губернатора. Гейб и Брюс следуют за ним по пятам.
Губернатор подходит, весь в образе заправского хозяина города, «эй-дружище-рад-нашей-встрече», не считая только беспрестанно сжимающихся—разжимающихся кулаков.
— Я был бы рад лично сопровождать наших гостей.
Мартинес кивает и молча отступает на шаг. Губернатор делает паузу, выглядывая в просвет, образованный отогнанным тягачом.
— Ты нужен мне на стене, — вполголоса объясняет Губернатор Мартинесу, указывая на остатки резни. — Вычисти всех кусачих, которых наверняка привели эти.
Мартинес продолжает кивать.
— Да, сэр, Губернатор. Я не знал, что ты лично придёшь за ними. Они твои.
Широко улыбаясь, Губернатор поворачивается к незнакомцам.
— Идите за мной, ребята. Я проведу для вас небольшую экскурсию.
Глава 8.
Поздним вечером, приблизительно в восемь сорок пять, Остин добирается до арены. Он сидит в одиночестве лицом к сцене за проржавевшим сетчатым ограждением в конце второго ряда, и думает о Лилли. Он думает о том, стоило ли ему посильнее надавить на неё, чтобы она пришла с ним сюда. Думает о том взгляде, каким она посмотрела на него ранее, о нежности, промелькнувшей в карих глазах прямо перед поцелуем — и чувствует странную смесь волнения и паники в животе.
С сильным грохотом вокруг стадиона оживают ксеноновые лампы, освещая полосу грязи и захламлённую площадь, трибуны вокруг Остина начинают медленно заполняться шумными горожанами, жаждущими крови и катарсиса. Воздух прихвачен морозцем и сильно пахнет горючим и ходячими, и Остин чувствует странную отрешенность от всего этого.
Он одет в толстовку с капюшоном, джинсы и мотоциклетные бутсы, его длинные волосы перехвачены сзади кожаным ремешком. Он беспокойно ёрзает на жёстком и холодном сидении, его мышцы болят после дневного приключения. Он никак не может принять удобное положение. Остин пристально вглядывается в противоположную сторону арены и видит, как тёмные порталы заполняются ходячими трупами на массивных цепях. Помощники начинают выводить кусачих на арену и в серебристом бегающем свете мёртвые лица похожи на лица актеров театра Кабуки, разрисованные, словно отвратительные клоуны.
Толпа разражается шумом, свистом и хлопаньем. Ходячие занимают свои места на обсыпанном гравием участке, их флегматичное рычание и мычание сливается с возрастающими голосами зрителей и создаёт неземной шум. Остин смотрит на сцену. Он никак не может выбросить Лилли из головы. И рёв, стоящий вокруг него, начинает убывать... убывать.. и убывать... и всё, что он слышит — это голос Лилли, дающей ему обещание.