— Знаешь что? — говорит она в конце концов. — Если память мне не изменяет, то кажется, у меня есть полбутылки ликёра Southern Comfort. Так, припрятала на всякий случай.
Остин многозначительно смотрит на неё.
— Уверена, что хочешь с ней расстаться?
Девушка пожимает плечами, встаёт с кушетки и шлёпает через всю комнату к груде ящиков.
— Когда, если не сейчас, — бормочет она, роясь среди запасных одеял, бутылок с водой, амуниции, бинтов и средств дезинфекции. — Приветики, дорогуша, — говорит она наконец, добравшись до чудесно гравированной бутылки с жидкостью чайного цвета.
Она возвращается на место и откручивает крышку.
— За крепкий ночной сон, — провозглашает она тост, делает большой глоток и вытирает губы.
Она садится на диван рядом с ним и передаёт бутылку. Остин, вновь поёжившись от боли в боку, отхлёбывает из бутылки и кривится от обжигающей горло жидкости не меньше, чем от швов между рёбрами.
— Боже, я такая размазня!
— О чём ты? Ты не размазня. Молодой парень твоего возраста, в постоянных бегах... крутые фортеля вне безопасной зоны, — она берёт бутылку и делает ещё один глоток. — Все у тебя будет в порядке.
Он адресует ей взгляд.
— «Молодой парень»? А ты кто — пенсионер? Мне почти двадцать три, Лилли, — он усмехается. — Давай-ка это сюда. — Он забирает бутылку и делает большой глоток, содрогаясь от жгучего пойла. Закашливается и хватается за бок. — Чёрт!
Она сдерживает смешок.
— Всё хорошо? Может, воды? Нет? — она берёт у него бутылку и отхлёбывает немного. — Дело в том, что мне достаточно лет, чтобы быть твоей... старшей сестрой. — Она рыгает. Затем хихикает, прикрывая рот. — О Боже, извини меня.
Он хохочет. Боль опять пронизывает его рёбра, и юноша вздрагивает.
Некоторое время они пьют и болтают, пока Остин не закашливается вновь, придерживая бок.
— Ты в порядке? — она тянется к нему и убирает с его глаз прядь курчавых волос. — Хочешь тайленола?
— Всё нормально! — огрызается он. Затем тяжело вздыхает. — Прости меня... Спасибо за предложение, но я в порядке, — он поднимает руку и касается её ладони. — Прости меня, я такой... неуравновешенный. Чувствую себя идиотом... будто инвалид хренов. Как я нахрен мог быть таким неуклюжим?
Она смотрит на него.
— Замолчи, а? Ты не неуклюжий, и ты не инвалид.
Он смотрит на неё.
— Спасибо, — юноша берёт её за руку. — Я ценю твои слова.
На какой-то миг Лилли физически ощущает, как поднимается и клубится темнота вокруг неё. Она чувствует, как отлегает тяжесть от сердца, как от живота к ногам разливается тепло. Ей хочется поцеловать его. И она может это сделать. Ей хочется поцеловать его очень сильно. Хочется доказать ему, что он не размазня... он хороший, сильный, мужественный, славный. Но что-то удерживает её. Она не сильна в этом. Она не ханжа — у неё было много мужчин — но она не может заставить себя это сделать. Вместо этого Лилли просто смотрит на Остина, и выражение её лица наглядно говорит ему, что происходит что-то интересное. Его улыбка гаснет. Он касается её лица. Девушка облизывает губы, взвешивая ситуацию, едва сдерживаясь, чтобы не схватить его и крепко поцеловать.
В конце концов, разряжая обстановку, он говорит:
— Ты собираешься цепляться за эту бутылку всю ночь?
Она усмехается, передаёт ему бутыль, и он делает несколько жадных глотков, опустошая большую часть оставшейся выпивки. На этот раз он не съёживается. Не вздрагивает. Он просто глядит на неё и говорит:
— Думаю, я должен предупредить тебя кое о чём. — Его большие карие глаза наполняются смущением, раскаянием и, возможно, даже немного стыдом. — У меня нет презерватива.
* * *
Всё начинается с пьяного смеха. Лилли прямо ревёт от животного хохота — так сильно она не смеялась с тех пор, как началась эпидемия — перемежая его стонущим, сдавленным хихиканьем, пока её бока не начинают болеть, а на глазах выступают слёзы. Остин не может совладать с собой и присоединяется, смеясь и смеясь, пока не осознаёт, что Лилли схватила его за кофту на груди и говорит что-то о том, что не стоит вообще беспокоиться по поводу грёбаных презервативов, и, прежде чем они успевают понять, что происходит, она притягивает его лицо к своему и их губы сливаются.
Страсть, подогретая выпивкой, выплёскивается наружу. Они смыкают объятия и набрасываются друг на друга с такой силой, что опрокидывают бутылку и лампу на пол рядом с кушеткой и кипу книг, которые Лилли планировала почитать на досуге. Остин соскальзывает с дивана и распластывается на полу. Лилли приникает к нему, просовывая язык в его рот. Она ощущает сладкий ликёр в его дыхании, пряный мускусный запах его тела и запускает руку между его ног.
Жар собственных тел окутывает их — скрытое желание, которое подавлялось на протяжении стольких месяцев — и они надолго поддаются ему здесь, на полу. Девушка чувствует, как Остин ласкает изгибы её груди под майкой, её нежные бёдра, чувственную точку между её ног, и истекает влагой, начинает дышать тяжело и часто, разрумянившись от возбуждения. В конце концов она понимает, что он опять ёжится от боли в боку, замечает повязку там, где его кофта задрана вверх аж до груди, и отстранятся. Его вид ранит её сердце: она чувствует свою ответственность за это — и теперь безумно хочет всё исправить.
— Иди сюда, — говорит она, взяв его за руку и заставляя подняться обратно на кушетку. — Смотри на меня, — шепчет она юноше, когда тот падает на диван, тяжело дыша. — Просто смотри.
Девушка снимает одежду, по одной вещи за раз, не отрывая взгляда от Остина. Он уже положил руки на пояс, расстёгивая ремень. Она выскальзывает из майки, не сводя с него сияющих глаз. Она не торопится. Лилли аккуратно складывает каждую вещь, которую снимает с себя — джинсы, лифчик, трусики — не давая ему сдвинуться с места, завладев его вниманием, пока не предстаёт перед ним полностью обнажённой, в мерцании лунного света, с волосами, ниспадающими на лицо, хмельная от выпивки и непреодолимого желания. У неё слегка кружится голова. По рукам бегут мурашки.
Она молча подходит к нему. Неотрывно глядя в его глаза, садится сверху. Он глубоко и шумно вздыхает, когда она направляет его в себя. Невероятные ощущения. Ритмично двигаясь вверх-вниз, она видит внутренним зрением искры и вспышки света. Он выгибает спину и вонзается в неё снова и снова. Он больше не раненный. Он больше не просто молодой парень, пытающийся быть крутым.
Остин приходит к финишу первым, его оргазм сотрясает их обоих. Затем и она содрогается, трепещущее чувство зарождается в кончиках пальцев ног, проходит сквозь неё, пока не достигает солнечного сплетения, и там взрывается. Оргазм заставляет её дрожать и практически сбрасывает с него, но девушка цепляется за его длинные, блестящие, кудрявые волосы, приходя в себя, взмокшая и удовлетворённая, в его руках. Они в изнеможении приникают друг к другу, не размыкая объятий, позволяя умиротворению накрыть их с головой, словно морской прилив.
* * *
Они лежат так очень долго, обнимая друг друга и прислушиваясь к тишине, нарушаемой лишь нежной прерывистой симфонией их дыхания. Лилли натягивает на себя одеяло и нехотя возвращается в реальный мир. В висках зарождается колющая боль, которая затем спускается к переносице. Что она наделала? По мере того как выветривается алкоголь, смутное чувство сожаления сжимает её внутренности, она смотрит в окно. В конце концов, она решается:
— Остин, послушай...
— Нет, — он гладит её по плечу и начинает натягивать штаны. — Ты не должна этого говорить.
— Говорить что?
Он пожимает плечами.
— Не знаю... что-то насчёт того, что это всего лишь одна из таких вещей... и мы не должны были этим злоупотреблять... и это был просто алкоголь или типа того.
Она грустно улыбается.
— Я и не собиралась такого говорить.
Он с усмешкой смотрит на неё.
— Я просто хочу повести себя правильно по отношению к тебе, Лилли... Не хочу давить на тебя, ничего такого.