— Ты и правда мазохист, — доносится из ванной. Лилли спускает воду в туалете и приводит себя в порядок у зеркала. Она выходит и добродушного хлопает его по руке. — Может заживёшь слегка сначала?
— Какие планы на вечер?
— На вечер?
— Я мог бы приготовить тебе ужин, — говорит он с простодушным блеском в глазах.
— Ох... хм... ничего себе, — Лилли так хочет подобрать правильные слова. Она не хочет потерять Остина как друга. Противоречивые эмоции борются в ней, когда она пытается найти, что сказать. Она одновременно чувствует к нему близость и отчуждённость. Она не может игнорировать свои чувства к этому неряшливому парню. Он добрый, настойчивый, верный, и, Лилли должна признать, прекрасный любовник. Но что она в действительности знает о нем? Что хоть кто-то в действительности знает друг о друге в этом убогом новом обществе? Что, если Остин — один из тех парней, которые считают секс решением всех проблем? И если на то пошло, почему Лилли не может просто избавиться от нежного чувства к нему? Что с ней случилось? Ответ неуловим — страх, инстинкт самосохранения, чувство вины, отвращение к себе — она не знает наверняка. Но одно она знает точно — она не готова к отношениям. Пока нет. И прямо сейчас она может сказать по взгляду молодого человека, что он уже на полпути там. Наконец, Лилли произносит: — Дай мне время подумать об этом.
Он выглядит удручённым.
— Лилли, это просто ужин... Я же не прошу тебя выбирать вместе мебель.
— Я знаю... Я просто... Мне нужно подумать об этом.
— Я сделал что-то не так?
— Нет. Вовсе нет. Просто ... — Она запинается. — Просто…
Он улыбается.
— Пожалуйста, только не говори «дело не в тебе, а во мне».
Она смеётся.
— Хорошо, извини. Всё, о чём я прошу... просто дай мне немного времени.
Он шутливо преклоняет колено.
— Для вас — всё что угодно, миледи… Я дам вам столько времени и пространства, сколько понадобится.
Он идёт в гостиную, берёт свой пистолет, куртку и ранец, и оба они направляются к входной двери.
Они вместе выходят на улицу.
— Кажется, надвигается буря, — говорит Остин, взглянув на затянутое тёмными тучами небо.
— Похоже на то, — говорит она, щурясь от серого света, её головная боль возвращается.
Он начинает спускаться по ступенькам, когда Лилли мягко тянет его за руку.
— Остин, подожди, — она ищет подходящие слова. — Мне очень жаль... Я веду себя глупо. Я просто не хочу торопиться. То, что произошло прошлой ночью...
Он берёт её за руки, заглядывает в её глаза и произносит.
— То, что произошло прошлой ночью, было прекрасно. И я не хочу всё испортить. — его лицо смягчается. Он дотрагивается до её волос, и платонически касается губами её лица. Он делает это без лукавства, без умысла. Он просто очень нежно целует её в висок, — Хочешь знать правду? — он смотрит ей в глаза. — Такую как ты можно ждать вечность.
На этом он спускается по ступенькам и идет навстречу надвигающейся буре.
* * *
В тот день ближе к вечеру идёт сильный дождь. Мартинесу приходится приостановить последние работы по строительству северо-восточной части стены, и он и его бригада прячутся от дождя под навесами вдоль заброшенной железнодорожной станции. Они стоят, курят, наблюдают за испортившейся погодой и не сводят глаз с леса к северу от строительной площадки.
За последние несколько недель люди всё чаще стали замечать ходячих в зарослях и болотах позади частокола белых сосен. Теперь занавес дождя опустился с небес, заливая леса и луга. Небо извергает залпы грома, крючковатые молнии трещат на горизонте. Этот бушующий шторм, библейский в своем масштабе и ярости, нервирует Мартинеса. Он остервенело затягивается своей самокруткой с удвоенной силой и долго смотрит на разразившуюся бурю. Последнее, в чём он сейчас нуждается — это излишняя драма.
Но в ту же минуту она появляется за углом в лице Лилли Коул. Девушка спешит по тротуару, подняв свою джинсовую куртку высоко над головой, чтобы укрыться от дождя. Она подходит с обеспокоенным выражением лица, торопится спрятаться под навесом и, запыхавшись, смахивает с куртки капли дождя.
— Боже, вот уж точно гром среди ясного неба, — обращается она к Мартинесу.
— Здравствуй, Лилли,— говорит он, гася сигарету об асфальт.
Она восстанавливает дыхание, оглядываясь по сторонам.
— Как дела?
— Неплохо.
— Что с нарушителями?
— С кем?
— С незнакомцами, — говорит она, вытирая лицо. — Теми… что пришли той ночью.
— А что с ними? — Мартинес пожимает плечами, нервно поглядывая через плечо на своих людей. — Меня это не касается.
— Разве их не допрашивают? — она смотрит на него. — Что происходит?
Он странно смотрит на неё.
— Ты не должна была узнать об этом.
— О чём?
Мартинес хватает её за руку и уводит от мужчин к краю навеса. Дождь превратился в непрерывный ливень, и теперь за шумом воды их разговор невозможно услышать.
— Послушай, — размеренно говорит ей Мартинес, — нас это не касается, и я бы посоветовал тебе держаться подальше от всего этого.
— Что, чёрт возьми, случилось? Я всего лишь задала простой вопрос.
— Губернатор намерен оставить это в тайне, он не хочет, чтобы люди беспокоились о подобных вещах.
Она вздыхает.
— Я и не беспокоюсь, мне просто любопытно, удалось ли ему выяснить что-нибудь.
— Не знаю и знать не хочу.
— Да что с тобой, чёрт возьми?
Гнев закипает внутри Мартинеса, дрожь пробегает по позвоночнику, а во рту пересыхает. Ему хочется придушить эту назойливую девчонку. Он хватает её за плечи.
— Послушай меня. Мне и так проблем хватает, а ты хочешь чтобы я ещё и в это дерьмо ввязался?! Держитесь подальше от всего этого. Просто оставь их в покое!
Лилли отстраняется.
— Эй, приятель, отвали! — она потирает плечо. — Я не знаю, какая муха тебя укусила, но тебе лучше срывать свой гнев на ком-нибудь другом.
Мартинес делает несколько глубоких вдохов, глядя на неё.
— Ладно, слушай. Мне очень жаль. Но мы здесь не получаем доступа к информации так легко. Губернатор знает, что делает. Если есть то, о чём мы должны знать, он скажет нам.
Лилли отмахивается, разворачивается, и выбегает под дождь, бормоча, «Да плевать».
Мартинес смотрит, как она исчезает в тумане.
— Он знает, что делает, — повторяет он себе под нос, теперь уже мягче, будто пытаясь убедить самого себя.
Глава 11
Дожди не прекращаются почти три дня подряд, упорно затапливая южную часть центральной Джорджии. Только к середине недели погода налаживается, а циклон уходит дальше, оставляя ливневые потоки и упавшие линии электропередач на своём пути к Восточному побережью. Земля вокруг Вудбери насквозь пропитана влагой и вся покрыта грязевыми ямами, а поля на юге настолько заводнены, что люди на стенах замечают стада ходячих, вышедших из лесов и погрязших в болотцах, словно гигантские блестящие пиявки, лежащие друг на друге. На северо— и юго-восточных углах баррикад начинается развлечение, для стрелков с 50-калиберными пушками скорее похожее на отстрел аквариумных рыб. Но если не принимать во внимание эти шумные ужасающие показательные выступления, которые Губернатор называет «утилизацией отходов», городок Вудбери остаётся пугающе спокойным в течение недели. Собственно, только в конце недели Лилли замечает нечто неладное.
Вплоть до этого времени, она ведёт себя сдержанно, проводя большую часть дней дома, последовав совету Мартинеса держать новости о незнакомцах при себе. Она проводит время за чтением, наблюдет за дождём, лёжа по ночам с открытыми глазами, размышляя как ей быть с Остином. В четверг она обнаруживает возле двери бутылку вина, украденную им из хранилища здания суда, рядом с букетом сальвии, растущей возле почты. Тронутая его жестом, она впускает его, правда только после его согласия избегать любых упоминаний о той ночи. Он, похоже, счастлив быть рядом сней. Они пьют за игрой в шарады, в какой-то момент Остин вызывает в ней настолько бурный смех, что она фыркает, разбрызгивая вино, когда он поясняет, что нарисованная им яичница-глазунья — это его мозг, под воздействием наркотиков... он остаётся до тех пор, пока серый дневной свет не исчезает за заколоченными окнами. На следующий день, Лилли вынуждена признать себе, что ей нравится этот парень, независимо от сложившихся неловких обстоятельств, и, возможно, только возможно, она открыта новым возможностям.