— Ублюдок, — бросает он через плечо, прежде чем покинуть комнату.
Уже через час все горожане были в курсе о нападении и последующей смерти Гарольда. Слух распространяется среди людей на стене, пока, наконец, не достигает Губернатора ровно в 15:55 по местному времени. Теперь Губернатор стоит на задней террасе своего дома, разглядывая сквозь стеклянную дверь беспокойный пейзаж за окном, и слушая, как Брюс спокойно докладывает ему о случившемся. Мужчина равнодушно выслушивает его, размышляет, и, наконец, говорит Брюсу не раздувать из мухи слона. Не нужно тревожить горожан. Вместо этого он должен распространить слух, что Гарольд Абернати погиб из-за внутренних травм, полученных в боях, ведь Гарольд был спецназовцем и практически героем, любящим своё дело, к тому же, люди должны помнить, что бои проходят по-настоящему. Брюс спрашивает, кто заменит Гарольда в предстоящей схватке, которая должна состояться через час. Губернатор отвечает, что у него есть идея на этот счёт.
В 16:11 Губернатор покидает свою квартиру вместе с Брюсом, и направляется через весь город на арену, трибуны которой уже начинают заполнять горожане, жаждущие начала представления. К 16:23 оба они преодолевают два лестничных пролёта и несколько десятков метров узкого бетонного коридора, пока не доходят до последней камеры на самом нижнем уровне подземного лабиринта. По пути Губернатор излагает свою идею, и говорит Брюсу, что ему нужно. Наконец, они достигают импровизированной тюремной камеры. Брюс отпирает дверь, и Губернатор коротко кивает. Скрип древних шарниров пронзает тишину, Брюс рывком поднимает дверь.
Внутри тёмной, убогой, покрытой плесенью грязной камеры, стройная чернокожая девушка, прикованная к дальней стене, из последних сил поднимает голову, её дреды свисают на израненное лицо. Ненависть, как пламя вспыхивает в её миндалевидных глазах, прожигающий взгляд обращён к Губернатору сквозь пряди тёмных волос. Губернатор делает шаг вперёд. Дверь позади него тяжело опускается. Ни один из них не шевелится. Молчание затягивается.
Губернатор делает еще шаг ближе, останавливается в полуметре от неё и начинает что-то говорить — и тут она бросается на него. Несмотря на её разбитое состояние, она дёргается и щёлкает зубами так близко, что Губернатор едва успевает отскочить. Приглушённое клацанье её зубов и скрип натянутых верёвок наполняют тишину.
— Ладно, ты укусишь меня, и что тогда? – спрашивает её Губернатор.
Она издаёт только слабое шипение, зубы обнажены в оскале чистой, неподдельной ненависти.
— Как, по-твоему, ты бы выбралась отсюда? — Говорит он, наклоняясь к ней так близко, что их лица почти соприкасаются. Губернатор упивается её яростью. Он смакует её аромат — мускусное сочетание пота, гвоздики и крови. — Тебе лучше сдаться. Всё стало бы гораздо проще. Кроме того, в последний раз ты чуть не сломала запястья. А мы ведь этого не хотим, не так ли?
Она удерживает свой змеиный взгляд на Губернаторе, жажда крови в её глазах кажется почти дикой.
— Так что, для твоего же блага, — говорит он, немного расслабившись, отступая назад и пытаясь оценить её реакцию,— я был бы признателен, если бы ты прекратила... но хватит об этом, — он выдерживает драматическую паузу. — У нас есть небольшая проблема. Вернее, у тебя есть огромная проблема, у меня, можно сказать, есть пара проблемок… так что, проще говоря, у меня есть новая проблема, и мне нужна твоя помощь.
Её лицо, словно у змеи, неподвижно, а испепеляющий взгляд сфокусирован на тёмных глазах Губернатора.
— Сегодня на арене запланирован бой — довольно важный бой, — говорит он с равнодушием диспетчера такси. — Думаю, многие захотят посмотреть его... а я потерял бойца. Мне нужна замена, и я хочу, чтобы это была ты.
Теперь за непроницаемым выражением её лица что-то проблёскивает, нечто новое появляется в её блестящих глазах. Она ничего не говорит, но почти непроизвольно склоняет голову, вслушиваясь в каждое его слово.
— Прежде чем ты начнёшь орать «Я-никогда-ничего-для-тебя-не-сделаю» и «кто-ты-блядь-такой-чтобы-просить-меня-об-этом»... Я хочу, чтобы ты учла один момент. — он пристально смотрит на неё. — Я в состоянии облегчить твои страдания. — на мгновение улыбка искажает черты его лица. — Чёрт, даже пуля облегчила бы твои страдания... но всё же, я могу помочь тебе.
Она не отводит глаз. Выжидает. Её тёмные глаза блестят.
— Я просто не хочу, чтобы ты упустила такую возможность, — улыбается ей Губернатор. Он поворачивается к двери. — Брюс!
Подъёмная дверь резко дёргается и в щели появляется рука в перчатке.
Брюс поднимает дверь, впуская в камеру бледный, холодный свет.
Здоровяк держит в руках нечто блестящее, стальной край переливается, словно поверхность воды.
* * *
Женщина фокусирует взгляд на предмете в руках чернокожего мужчины.
Блестящий клинок без ножен различим в тусклом свете, он манит женщину как маяк. Катана изготовлена в стиле пятнадцатого века одним из немногих современных мастеров, и являет собой лирическое воплощение стали. Ее длинное лезвие изогнуто изящно, как лебединая шея, а рукоятка обмотана змеиной кожей ручной выделки. Это оружие — произведение искусства и непоколебимое орудие смерти.
При взгляде на клинок темнокожая женщина цепенеет, а её руки и ноги покрываются гусиной кожей. И всё сразу, вся её ярость, жгучая боль между ног, шум в голове, всё отступает... и на смену им приходит врождённая потребность сомкнуть руки вокруг рукоятки этого идеально сбалансированного клинка. Наличие меча перед глазами так воодушевляет её, так гипнотизирует её, что она едва слышит болтовню своего мучителя.
— Я бы хотел вернуть его тебе, — говорит он. — Уверен, ты бы хочешь получить его обратно. — Его голос постепенно стихает, по мере того, как блеск оружия становится всё более и более ярким, и лучистым, словно мерцающий свет полумесяца из стали, словно серебристый свет новолуния, он затмевает всё остальное в её камере, в мире, во Вселенной.
— Тебе придётся сразиться с мужчиной, — объясняет ей монстр, его голос постепенно затухает. — И толпа захочет, чтобы у тебя было преимущество. Люди не любят смотреть, как парни выбивают дерьмо из девушек. — Он делает паузу. — Я знаю... Я тоже не понимаю. Думаю, если ты набросишься на него с мечом, он вполне мог бы вдарить тебе бейсбольной битой.
В пошатнувшемся сознании женщины, меч, кажется, тихонько напевает, трепещет и так ярко сверкает в мрачной камере, будто охваченный пламенем.
— В свою очередь, ты получишь неделю отдыха, — говорит монстр, — еду, и, возможно, даже стул или кровать — над этим я ещё подумаю. — Теперь тень монстра нависает над ней. — Честно говоря, наши отношения были довольно утомительными. Мне нужен перерыв.— он смотрит на неё с похабной ухмылкой на лице. — Это хорошо, потому что я до сих пор злюсь из-за своего уха. Но теперь я, по крайней мере, чувствую, что заставил тебя расплатиться. — пауза — И, кстати, парень, с которым тебе придётся сразиться сегодня, может убить тебя.
В воображении женщины, лучи небесного света, кажется, отражаются от заострённого кончика меча.
— А я не хочу, чтобы ты убила этого парня, — продолжает монстр. — Это наш маленький секрет, который мы никому не расскажем. Наши маленькие бои на арене в какой-то степени спланированы. Опасность быть разорванным мертвецами действительно есть, но нельзя чересчур калечить своего оппонента.
Отблеск света, отражающийся от поверхности клинка, кажется, обращён теперь к темнокожей женщине, голос в её голове обещает ей, шепчет ей... потерпи, просто подожди… терпение.
— Необязательно принимать решение сейчас, — говорит, наконец, Губернатор, коротко кивая Брюсу. Они направляются к двери, Губернатор бормочет. — У тебя двадцать минут.