ПОРВИ СВОЙ ГЛЯНЕЦ!
Искалеченный мужчина не понимает. Он не может пошевелиться. Не может дышать. Он сливается с темнотой. Он словно аморфная капля углерода, плавающего в космосе… и все же… и все же… он продолжает чувствовать это сообщение, предназначенное только для него, настойчивая команда, которая не имеет смысла.
ОТДАЙ МОЙ РАНЕЦ!
В какой-то момент он начинает чувствовать, как медленно возвращаются вселенские законы физики, словно он — судно в самой глубокой части океана, пытающееся самостоятельно выровняться. Сквозь туман парализующей боли, он ощущает силу тяжести, действующую на него — сначала живот, а затем конечности, которые тянет вниз и в разные стороны, словно натянулись швартовые, удерживающие его черной камере сенсорной депривации.
Он чувствует липкую горячечную кровь на своём лице, давление на рот и ощущение жжения в глазах, которые всё ещё не видят, но начинают ощущать где-то сверху неясный свет.
В отделе среднего мозга возникает неоновое сообщение, сначала невнятное, на затем становящееся более четким — то ли посредством звука, то ли неких телепатических сил — внезапно сообщение резко фокусируется, словно нужная часть встаёт на место в пазле — и его сломленная психика вычисляет более глубокий смысл послания.
Гневная команда, предназначенная для него, вызывает тревогу, ломает его храбрость и ослабляет его решимость. Разрушается вся его защита. Все элементы психической блокады его мозга рушатся и падают... пока он не становится ничем... остаётся только разбитый человек, блуждающий в темноте, испуганный и крошечный, словно эмбрион... в то время как в его мозгу расшифровываются закодированные слова:
ПРОСНИСЬ, ЗАСРАНЕЦ!
Знакомый хриплый женский голос слышится откуда-то со стороны.
— Проснись, засранец!
Он открывает запекшиеся глаза. О боже, боже, нет-нет-нет-НЕТ! Голос в глубине его подсознания регистрирует весь ужас и истинный характер его положения: он связан в собственных стенах своей вонючей гостиной, которая сейчас служит двойником пыточной камеры под треком, в которой он держал Мишонн.
Единственная лампа с жестяным плафоном горит над ним. Должно быть, Мишонн включила её. Верхняя часть тела Губернатора вся в синяках от ушибов и так сильно связана верёвками, что его плечи почти вывернуты. С ужасом он осознаёт, что вся остальная часть него абсолютно нагая. Его ноги согнуты в коленях и неуклюже вывернуты наружу, он лежит на деревянной панели, торопливо прибитой к ковру. Причиняющий ему жгучую боль член странно натянут под ним, словно приклеен к полу в кровяной луже. Нить толстых, липких, окровавленных подтеков свисает с его нижней губы.
Слабый хныкающий голос внутри него проникает в его голову: Я напуган... о боже, как я напуган...
— ЗАТКНИСЬ!
Он пытается заглушить голос. Его рот пересох, словно известняковый карьер, и он чувствует горький привкус меди, будто монету лизнул. Его голова весит не меньше тысячи фунтов. Он моргает и моргает, пытаясь сосредоточиться на тёмном лице прямо перед ним.
Медленно, в неясных, подобных миражу волнах, узкое лицо темнокожей женщины попадает в центр внимания. С горящим пристальным взглядом, она приседает возле него, буквально на расстоянии пары дюймов.
— Наконец-то! — произносит она с такой энергией, что он дёргается назад. — Я уж думала, ты никогда не очнёшься.
Одетая в комбинезон и ботинки, с повязкой на голове, она стоит рядом с ним, положив руки на бёдра — словно ремонтник осматривает сломанное устройство. Как, блядь, ей это удалось? Почему никто не увидел, как эта сучка оказалась у него? Где Гейб и Брюс? Где, блядь, Пенни? Он пытается поддержать зрительный контакт с женщиной, но ему тяжело приподнять голову, весящую тонну. Он хочет закрыть глаза и заснуть. Его голова падает и он снова слышит этот ужасный голос.
— Ты уже дважды падал в обморок, когда я приколачивала твой хрен к платформе. Помнишь? — она склоняет над ним голову. — Нет? Память немного подводит? Ты ещё со мной?
Губернатор начинает задыхаться, сердце стучит в груди. Он слышит внутренний голос, который обычно спрятан далеко в глубинах мозга, но сейчас поднимающийся на поверхность и начинает доминировать в потоке его создания: Боже, я так напуган... Я боюсь... Что я наделал? Это Бог мстит мне. Я не должен был делать этого делать... и этой женщине... и остальным... И Пенни... Я так чертовски напуган... Я не могу дышать... Я не хочу умирать... Боже, пожалуйста, не дай мне умереть не дай мне умереть не дай мне умереть Боже-Боже...
— ЗАТКНИСЬ, БЛЯДЬ!!
В голове Филиппа Блейка раздаётся стон и голос в его голове принадлежит Брайану Блейку — его слабому и мягкому себя, он напрягается и дёргается, пытаясь освободиться. Острый кинжал боли от искалеченного пениса пронзает его живот, его вскрик заглушает скотч на рту.
— Полегче, ковбой! — смеётся над ним женщина. — Я бы на твоём месте не дергалась.
Губернатор позволяет упасть своей голове и закрывает глаза, слабо выдыхает через нос. Его рот заткнут кляпом, поверх которого наклеен четырех-дюймовый скотч. Он пытается простонать, но ему не удаётся это — его голосовые связки скованы болью, а внутри него бушует война.
Из потайных уголков его мозга, постепенно снова проступает «Брайан»... он поглощает мозг Губернатора полностью: Боже, пожалуйста... пожалуйста... Знаю, я делал плохие вещи, но я не заслужил этого... Я не хочу умереть как... Не хочу умереть как животное... в этой тёмной дыре... Я боюсь и не хочу умирать... пожалуйста... Прошу тебя... будь милосерден... Я буду умолять эту женщину... Буду умолять не забирать мою жизнь, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, о, боже, пожалуйста...
Филипп Блейк вздрагивает, судорога сводит его тело, верёвка впивается в его запястья.
— Полегче, спортсмен, — говорит ему женщина. Её блестящее коричневое лицо в мягком свете ламп становится почти жизнерадостным. — Я не хочу, чтобы ты упал в обморок прежде, чем я начну.
Глаза закрываются, огонь разрывает его лёгкие и Губернатор подавляет голос у себя в голове, возвращающий его мозг назад в темноту. Он беззвучно кричит другому себе: ПРЕКРАТИ СВОЙ БЕЗВОЛЬНЫЙ ГРЁБАНЫЙ СКУЛЕЖ, САЛАГА, И СЛУШАЙ МЕНЯ, СЛУШАЙ, СЛУШАЙ, СЛУШАЙ... ТЫ НЕ СТАНЕШЬ УМОЛЯТЬ ИЛИ ПЛАКАТЬ, БЛЯДЬ, КАК МАЛОЛЕТНИЙ ПИЗДЮК!!!
— Успокойся на секунду... и перестань дёргаться... слушай меня. Можешь не беспокоиться о девочке, — обрывает его женщина.
Филипп Блейк широко распахивает глаза, при упоминании Пенни и смотрит на женщину.
— Я помещу её в другую комнату, сразу за дверью, где у тебя лежит всё твоё барахло. Что ты хотел? Построить клетку для своей маленькой секс-рабыни? Зачем она вообще у тебя? — Женщина глубокомысленно кривит губы. — Знаешь что... лучше не отвечай. Я не хочу ничего знать.
Она поднимается, стоит какое-то мгновение перед ним, а затем делает глубокий вдох.
— Мне не терпится начать.
Бушующий в мозгу Филиппа шторм внезапно утихает, словно у него перегорает предохранитель. Его поле зрения сужается, и все его внимание сейчас приковано к женщине. Он видит как она поворачивается, пересекает комнату и двигается с таким спокойствием, словно в её распоряжении все время на свете.
На какое-то мгновение, ему даже кажется, что он слышит, как она тихонько свистит, когда подходит к большому, покрытому жирными пятнами вещмешку, лежащему на полу в дальнем углу комнаты. Она наклоняется и роется в инструментах, лежащих в нём.
— Начнём игру «покажи-и-назови», — бормочет она, вытащив из мешка плоскогубцы. Она поднимается, поворачивается и показывает ему инструмент, словно устраивая аукцион. Что вы мне предложите за эти чудесные плоскогубцы из титана? Она впивается в него взглядом. —«Покажи-и-назови», — повторяет она. Я собираюсь использовать на тебе абсолютно всё, что есть здесь, пока ты не умрёшь. Начну с этих прекрасных плоскогубцев.
Филипп Блейк сглатывает ком кислоты и переводит взгляд на окровавленную деревянную платформу.