Все это время Эрдэнэ заменяла малышам мать. Она забрала их в свою пристройку и заботилась о братьях, как о своих детях. Но ей нужно и учиться, жить, думать и о себе.
Батыр призвал домой своих изгнанных дочерей. С каким злорадством они смотрели на сломанного, ползающего в земле, как червь, племянника. Батыр ощущал их триумф кожей. Но отправить обратно не мог. Детям нужно воспитание, дому нужна женская рука. Эрдэнэ не всесильная, и она слишком мала, чтобы взвалить на себя такую ношу.
– Деда…не надо. Я справлюсь. Смотри, как у меня получается. Я даже уроки успеваю делать.
Она успевала. Клала их по очереди в кроватку, пела им колыбельную, а потом до трех утра сидела над учебниками.
– Конечно, успеваешь, ты же у меня умница. Но так нельзя. Тут и по хозяйству надо. Уборка, стирка, готовка. Прислугу нанять. Со всем этим не управишься, моя пчелка. Тетки и моим домом занимались. Они опытные.
– Они…
– Они мои родные дочери. Да, не с самым лучшим характером, но все же они мои дети. И Хан их достаточно наказал. Пришло их время искупить вину и поддержать семью.
– Не нужно. Я бы и сама смогла. Я всегда Вере помогала. Она мне доверяла списки продуктов и даже садовника я нашла. Отец…не любит их, а они ненавидят отца и Веру. Пусть уезжают. Напиши им, что передумал. Мне кажется, папе уже лучше. Он даже позавтракал сегодня в столовой.
Но ночью Батыр услышал крики и выехал из своего крыла в сад. Он мчался на коляске в сторону мостика, где под фонарем стоял Хан с ружьем на плече, а перед ним, раскинув руки, Эрдэнэ.
– Не надо, пап! Не надооо! Не убивай ее! Умоляю!
– Отойди! Она тоже должна умереть!
– Нет! Слышишь, нет! Вера любила ее, кормила! Она бы никогда не позволила убить лебедицу!
– Она…она взяла и умерла сама! – взревел Хан и прицелился через плечо дочери, но она кинулась к ружью.
– Не надо, папа, не надо!
– Отойди! Пошла вон! К себе! Кто разрешал тебе выходить!
И снова вскинул ружье. Батыр поехал быстрее, чтобы вмешаться, и охрана уже была готова напрыгнуть на внука и свалить его на землю, но Эрдэнэ вдруг упала на колени и схватила отца за ноги, прижимаясь к нему изо всех сил.
– Папочка…не надо. Не стреляй в нее…а вдруг в ней душа Веры…вдруг она переселилась в эту птицу и живет теперь рядом с нами. Не убивай ее, пожалуйста…она такая красивая…такая хорошая…
Тамерлан выронил ружье и медленно осел на землю, опуская голову на грудь, а маленькие руки дочери обвили его мощную шею.
– Она всех любила, она была такая добрая, такая нежная. Она бы так плакала, если бы ты убил лебедя.
А заплакал Тамерлан. Зарыдал, обнимая девочку, пряча грязное лицо у нее на плече, и Батыр вместе с ним. Только издалека, не приближаясь. Развернул кресло и поехал обратно к себе.
***
– Когда вернется отец?
– На днях вернется.
– Галь сказал свое первое слово…Он назвал меня Энэ. Мой маленький сладииик. Скажи снова Э-нэээ!
Старик широко улыбнулся и поманил правнучку к себе. В этот момент раздался звук подъезжающей машины, и она встрепенулась, оставила Лана и бросилась с Галем на руках к окну.
– Папа вернулся! Дед! Он вернулся раньше времени!
Батыр подъехал к огромному, во всю стену окну и увидел, как внук твердой походкой идет в сторону дома. И кажется, он впервые не пьян….
Глава 3
Иногда те, кого ты знаешь долгие годы, оказываются совершенными незнакомцами. Враги очень часто слишком близко, так близко, что ты не видишь, как они спрятали за спиной нож, который готовы вонзить тебе в сердце, потому что в их глазах плескается любовь и живое участие, а на губах улыбка прячет оскал монстра.
Восемь. Знак бесконечности Ульяна Соболева
Он привез меня в какой-то дом, поблизости больше ни души. Вокруг лес или парк, я не успела рассмотреть. В голову лезут самые страшные мысли. И мне кажется, что живой я оттуда не вернусь. Ведь говорят, что у известных и богатых людей свои способы пощекотать себе нервы, и этот азиат вполне может оказаться маньяком-психопатом.
Не зря говорят, что жилище напоминает своего хозяина. Снаружи небольшое двухэтажное здание казалось прекрасным невероятным загородным домиком, облицованным белоснежным мрамором, с такой же белоснежной крышей. Никогда в жизни не видела белой крыши…Как будто весь дом покрыт морозным узором или снегом. И несмотря на весь ужас происходящего я не могла не восхититься…но это был лишь фасад. Вскоре мне открылась и боковая часть…резко контрастирующая с высоким забором и главным входом. Недостроенное, скорее, полуразрушенное строение, серое, вывернутое нутром наружу, пугало своей холодной сердцевиной. Здесь явно никто не жил, а строительство забросили уже очень давно. Мне были видны горы материала, накрытые контейнеры с кирпичом, пустые глазницы незастекленных проемов для окон.