Своего сына, маленького Брюса, я оставила на попечение леди Эмили. Мне казалось, что ему лучше расти с ее детьми в обстановке спокойной доброты и уверенности, нежели делить со мной мою странную жизнь. Мой муж знал, что у меня есть сын; я часто навещала мальчика. Прошло какое-то время и я поняла, что снова жду ребенка. Откровенно говоря, это огорчило меня. Я не хотела больше детей, не хотела видеть свою фигуру изуродованной. Я стала думать о том, что мне следует избавиться от ребенка до того, как о моей беременности узнает Сэмюэль. Я поделилась со своей верной Нэн и попросила ее осторожно разузнать все и подыскать надежную повитуху, которая согласилась бы за соответственное вознаграждение избавить меня от ребенка. Нэн удалось разыскать такую женщину, но, когда Нэн рассказала обо мне, не называя моего имени, повитуха очень удивилась моему желанию.
– Ведь если родится ребенок, наверняка будет увеличена доля наследства! – воскликнула она.
С этой новостью Нэн и прибежала ко мне. Теперь я согласна была терпеть все неудобства беременности, и молила Бога о том, чтобы ребенок появился на свет живым. Впоследствии, я это точно знаю, завистники распускали обо мне слухи, будто моя дочь Сьюзен Дейнджерфилд – на самом деле незаконная дочь Брюса Карлтона. Стоит ли упоминать о нелепости подобных слухов, ведь Карлтон вернулся в Лондон через год после рождения Сьюзен.
Моей дочери минуло едва полгода, когда мой супруг скончался. Надо сказать, я искренне жалела о его смерти, ведь он любил меня и ничего для меня не жалел. Из чувства приличия я пока оставалась в доме Дейнджерфилдов, но вскоре собиралась покинуть его и зажить самостоятельно. Я унаследовала огромное состояние в драгоценностях, золоте и ценных бумагах.
Посте смерти Дейнджерфилда делами стал заниматься его сын Томас. Эмили и Джон Элмсбери сообщили мне о скором приезде Брюса. Я встретилась с ним в доме Элмсбери и, не скрою, несмотря ни на что, между нами вспыхнуло прежнее чувство. Мы снова сблизились. Карлтон простил мне мое замужество, он понимал, что у меня просто не было иного выхода. Я чувствовала, что он что-то скрывает, но не спрашивала ни о чем, ведь замужество отняло у меня права контролировать поступки Брюса.
Случилось так, что вскоре после отъезда Брюса вновь в Америку, я была буквально вынуждена покинуть особняк Дейнджерфилдов. Оказалось, что в Брюса страстно влюбилась юная Джемайма, и стала его любовницей. К сожалению, эта кратковременная связь не осталась без последствий. Джемайма поспешила открыться во всем своей старшей сестре Леттис. Та поспешно приняла меры и выдала Джемайму замуж за сына одного из старых приятелей Дейнджерфилда. Этот молодой человек и стал отцом ребенка Брюса. Но Леттис сочла, что во всей этой истории явно сказывается мое дурное влияние на ее младшую сестру. По мнению Леттис, именно я успела привить Джемайме суетность и стремление наряжаться. Оставаться далее в этой враждебной атмосфере я не могла. Я наняла хорошую квартиру и переехала. Вместе со мной дом Дейнджерфилдов покинул и один из слуг покойного Сэмюэля – Большой Джон. Этот добродушный гигант влюбился в Нэн, и с тех пор оба преданно служили мне.
Казалось, я достигла вершины своих желаний, я была богата и свободна. Я и сама не знала, чего мне хочется больше: вернуть Брюса или продолжать взбираться наверх и, в конце концов, оказаться в самых высших сферах.
Но когда я узнала об очередном приезде Брюса в Лондон, я сделала свой выбор – быть вместе с ним! Однако жестокая судьба вновь сыграла со мной одну из своих злых шуток и посмеялась над моими намерениями.
Глава двенадцатая
Я кинулась в порт – встречать Брюса. Мне показалось, что и он явно желает моей близости. Наконец-то мы станем мужем и женой открыто! Теперь я богата и могу предложить любимому все жизненные блага. Он сможет развить свои способности, будет блистать при дворе, станет советником короля.
Но моим ребяческим мечтам не суждено было сбыться. В тот вечер я ждала Брюса одна. Эмили и Джон, Нэн, кормилица и нянька моей дочери вместе с малышкой уехали из Лондона. В городе отметили несколько случаев чумы. Я решила, что лучше всего будет отправить ребенка за город. Сама я ничего не боялась, потому что была поглощена ожиданием счастья. Мне думалось, что опасность болезни преувеличена.
Брюса и меня ждал роскошный и утонченный ужин, а затем ночь, полная нежных и страстных ласк, и наутро (так я полагала) – откровенный серьезный разговор.
Но все обернулось совсем иначе. Едва Брюс показался на пороге, я поняла, что он болен. Чума! Разумеется, я осталась ухаживать за ним. С неимоверным трудом мне удалось выходить его, но я сама заразилась и слегла. Настала очередь Брюса выхаживать меня. Тяжело описывать все те мучения и ужасы, что довелось нам пережить во время эпидемии. Да я и не берусь соревноваться с мистером Дефо, чью книгу о лондонской чуме вы наверняка прочли. Но все же мы познали и счастье, когда нам, едва живым после изнурительной болезни, удалось уплыть из столицы Англии на яхте, принадлежавшей Элмсбери. Мы плыли вдвоем мимо живописных берегов, постепенно набираясь сил, и снова начинали ценить жизнь и радоваться ей. Но когда я, не выдержав, первая намекнула Брюсу на то, что теперь мы наконец-то должны стать открыто мужем и женой, он принялся убеждать меня, что пока это все еще невозможно. Я набросилась на него со всевозможными обвинениями. Он вынес все стоически. И немного побушевав, я смирилась. Взгляд его чуть насмешливых зеленых глаз по-прежнему обладал надо мной магической властью.
В загородном поместье Элмсбери мы застали всех в добром здравии. Я с восторгом прижимала детей к груди. Брюс любовался сыном. Меня приятно изумило его нежное отношение к моей маленькой Сьюзен. Но вскоре Брюс снова уехал в Лондон для того, чтобы оттуда вновь ехать в Америку. Меня охватила меланхолия. Я чувствовала себя усталой, ничего в жизни не добившейся.
Однако впереди меня поджидал новый поворот судьбы. К обеду Элмсбери пригласили своего ближайшего соседа, графа Рэтклифа. Это был странный человек, в юности он блистал при дворе Карла I, отца нынешнего короля; молва даже твердила, будто граф был возлюбленным королевы Марии. Он много путешествовал, долго жил в Италии; у него была прекрасная коллекция картин итальянских художников, а также великолепных изделий из мрамора и слоновой кости, многие из которых были очень древней работы. Рэтклиф приехал в особняк Элмсбери со своим единственным сыном Филиппом. Несмотря на свой юный возраст (он был моим ровесником), Филипп уже был женат и имел двоих детей. Это был красивый и образованный молодой человек; но полному развитию его талантов препятствовал деспотичный отец. Имея единственного сына, граф опасался остаться без наследников. Именно поэтому он заставил юношу бросить университет и рано жениться.
В тот вечер оба, и отец, и сын, начали ухаживать за мной. Эмили утверждала, что, оправившись от тяжелой болезни, я изумительно похорошела. Впрочем, зеркало подтверждало ее похвалы моей внешности. До того времени я думала, что по-настоящему буду любить всегда одного лишь Брюса Карлтона. Но судьба решила иначе. Я влюбилась в молодого Филиппа Рэтклифа. Эта влюбленность оказалась взаимной. В наших сердцах пылал обоюдный пламень. Ночью Филипп тайком прокрался в мою спальню. Поистине это была ночь неожиданных восторгов.
Между тем, старик Рэтклиф упорно ухаживал за мной. Он сделал мне несколько подарков, показывавших его тонкий вкус. Я не собиралась отвечать ему взаимностью. Я понимала, что он намеревается предложить мне руку и сердце. Но ведь я стала возлюбленной его сына. Поэтому, когда граф наконец решился и сделал мне предложение, я ответила отказом. Он сказал, что согласен ждать, пока я сменю гнев на милость.
Узнав о том, что я отказала старому графу, верная Нэн рассердилась на меня.