Пока служанка занималась мною, я с любопытством расспрашивала ее.
– А прежде ты звалась иначе?
– Да, ваша светлость.
– Как же?
– Не помню, ваша светлость. Я была совсем маленькая.
– У тебя есть родные?
– Никого, ваша светлость.
– Ты хорошо говоришь по-английски. Где ты выучилась?
– Здесь, в доме, меня выучили по указанию дона Хуана.
– Кто это?
– Отец сеньоры Коринны.
– С матерью сеньоры ты также говоришь по-английски? – я вспомнила, что мать Коринны – испанка.
– Нет, с доньей Инес я говорю по-испански.
– Ты знаешь еще какие-то языки? – Девушка казалась мне смышленой.
– Я говорю еще и по-французски, ваша светлость. И умею читать по-испански. В мои обязанности входит читать донье Инес перед сном.
– У испанцев есть интересные книги?
– О, да, ваша светлость. Прекрасные пьесы Лопе де Вега и Кальдерона, и замечательные стихи. И есть прекрасный старый писатель Сервантес, он написал чудесные повести и большой роман о похождениях дон Кихота, прозванного Рыцарем Печального образа.
Она уже заканчивала мой туалет.
– Что ж, – сказала я, – мне бы хотелось выучиться по-испански. Вечером, когда придешь раздевать меня перед сном, захвати какую-нибудь пьесу. Мы, англичане, любим театр.
– О, госпожа, я принесу вам трагедию Кальдерона «Жизнь есть сон», в ней говорится о московитском принце, о его печальной судьбе.
Я кивнула в знак согласия. О Московии я знала, что это далекая северная страна, где живет народ, который называется русы. Помнится, однажды при дворе я видела московитского посла, шедшего на аудиенцию к его величеству. Он не походил ни на одного из виденных мною послов европейских государств. На нем был длинный алый с золотыми шнурами кафтан и круглая шапочка, отороченная дорогим мехом. Длинные висячие усы и темная борода затеняли черты его лица. По странной случайности я даже запомнила его имя – Григориус. Еще все мы в Лондоне знали, что из Московии привозят удивительные меха соболей и черно-бурых лисиц.
Сесилья украсила мою пышную прическу изящными шелковыми бантами. Я была довольна ею и похвалила. Она почтительно поклонилась. Прежде чем отпустить ее, я спросила:
– А как же ты попала сюда, в этот дом?
– Я жила в далекой стране, где очень жарко; много высоких деревьев с широкими зелеными листьями, которые называются пальмами, и много красивых диких зверей – тигров, львов и леопардов, шкуры их очень ценятся. Отец мой был правителем, ему были подвластны несколько племен. Моя мать была его старшей женой. У меня было много братьев и сестер, все старше меня. Царство моего отца раскинулось на берегу огромной широкой реки. Однажды корабль дона Хуана, отца Коринны, приплыл по реке и встал на якорь в ее устье. Наши охотники принесли ему много шкур леопардов и тигров, и он платил полновесными золотыми монетами. Как раз в это самое время одно из племен, подвластных моему отцу, взбунтовалось. Отец попросил помощи у дона Хуана и пообещал ему за это отдать всех захваченных пленников. На корабле дона Хуана были пушки, он легко одолел непокорных. Вскоре приплыло еще несколько кораблей, также принадлежавших ему. И на них были пушки и много вооруженных матросов. Поняв свою силу, дон Хуан просто-напросто взял в плен моего отца и разорил его владения. Дон Хуан захватил несметное число пленных, среди них оказалась и многочисленная семья моего отца. Все были проданы в разные места и больше я никогда не видела своих родных. А меня дон Хуан привез сюда и отдал в услужение своей жене. Тогда еще жива была ее мать, старая донья Консепсион…
Словоохотливая девушка вдруг осеклась, как человек, невольно сказавший лишнее. Что было связано со старой матерью доньи Инес? Впрочем, возможно, мне предстоит узнать и это, ведь я пробуду какое-то время в этом доме.
Я поблагодарила Сесилью и отпустила ее.
Прежде я полагала, что мир, в котором мне выпало на долю родиться и жить, достаточно жесток и страшен. Теперь я переменила свое мнение. Этот новый мир, куда я попала, был куда страшнее. Но странно, в этом ужасе, в этой несправедливости чувствовалось нечто притягательное, даже некая красота и очарование.
В дверь постучали. Я узнала характерное постукивание костяшками пальцев Брюса Карлтона.
Вероятно, он специально попросил служанку дать ему знать, когда мой туалет будет закончен.
Он хочет поговорить со мной. Наедине. Но что же ему нужно? Подумать только, еще совсем недавно мне казалось, что я никогда не разлюблю этого человека, а теперь мне просто не хотелось, чтобы он снова входил в мою жизнь. Мелочными и скучными мне виделись, словно бы со стороны, все мои прежние попытки удержать его любовь, стать его настоящей супругой. Я чувствовала, что теперь я буду жить иначе: странно, необычно, жестоко и красиво.
– Войдите! – произнесла я нетерпеливо.
Я с досадой подумала о том, уж не хочет ли он предложить мне вести двойную игру и стать его любовницей. Ведь он не мог забыть так быстро, с какой страстью я отдавалась ему в его последний приезд в Лондон, как настойчиво, забывая о своем достоинстве, домогалась его любви, как стремилась сделаться его настоящей женой. Но все это осталось в прошлом. Я почти не понимала себя прежнюю. Как я могла так поступать, так думать и чувствовать?
Вошел лорд Карлтон. Добротная одежда прекрасно сидела на его фигуре. Теперь я его видела, словно бы со стороны. Да, это был видный, даже красивый и несомненно мужественный человек, мужчина во цвете лет. Но теперь весь его облик, все поведение для меня связывались с моей прежней английской, лондонской обыденностью. Скучная жизнь добродетельной супруги, сосредоточенность на характере, на чувствах и желаниях одного-единственного человека, – нет, это не для меня. Да, конечно, это дает тебе преимущества. Ты чувствуешь себя защищенной. Но, увы, за эту защищенность надо расплачиваться тем, чего нет в моем характере. Оставим роль преданной супруги своего мужа Коринне Карлтон! Только бы Брюс понял меня.
Он почтительно поцеловал мне руку и попросил дозволения сесть. Я кивнула. Мы опустились в кресла по обеим сторонам стола. Брюс вынул из кармана письмо. Я не могла догадаться, о чем пойдет речь; но теперь, когда я ощутила себя свободной для новой жизни, это было не так уж важно. Все равно!
– Вам, должно быть, будет интересно узнать, Эмбер, чья воля так круто изменила вашу жизнь, – начал Карлтон спокойно.
Он остановил на мне выжидающий взгляд. Чего он ждал? Возгласа «Да, да! Скажи скорее!»? Но он и так понимает, что мне действительно небезынтересно узнать то, что он намеривается сообщить мне. Я молчала.
Карлтон продолжил:
– Только что прибыл корабль из Лондона…
– Сюда часто прибывают корабли из Лондона, – прервала я его с некоторой досадой.
Я предпочла бы, чтобы связь с Лондоном, с прежней жизнью не была такой регулярной.
– Да, случается, – он улыбнулся.
Взглянув на эту улыбку, я почувствовала облегчение. Эта ироническая и по-доброму насмешливая улыбка сказала мне о том, что Карлтон, кажется, понимает меня. Мое равнодушие к нему, готовое перейти в отвращение, теперь готово было смениться самыми бескорыстными дружескими чувствами.
– Вот письма, – лорд Карлтон протянул мне два письма.
Я взяла.
– Я бы хотел, чтобы вы прочли их сейчас, – сказал Брюс.
Одно письмо было от Эмили и Джона Элмсбери и адресовано мне. Это было теплое дружеское письмо. Леди Эмили выражала озабоченность здоровьем моих детей, описывала свою семейную повседневность и надеялась на то, что я еще вернусь в Англию. Меня тронуло это простое и искреннее послание. Но явно не из-за него Брюс Карлтон сейчас расположился в моих здешних апартаментах.
Второе письмо было уже распечатано. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, письмо адресовалось Карлтону. На этих листках, не украшенных ничьей подписью, доверительно сообщалось, что герцог Бэкингем и барон Арлингтон, известные придворные интриганы, опасаясь моего влияния на его величество, сочли необходимым уведомить меня о якобы скоропостижно последовавшей смерти Коринны. И я, словно марионетка, которую дернули за ниточку, поступила именно так, как они и рассчитывали: очертя голову кинулась следом за лордом Карлтоном.