Лорд Карлтон увлекся мной. Хотя женитьба не входила в его планы, но поняв, что он слишком увлечен мною, Карлтон решил рискнуть. В конце концов, я была более знатного происхождения, он был всего лишь бароном, я же – графиней. Карлтон заметил в моем характере бесстрашие и веселость, и это укрепило его в его решении. Возможно, и средства, оставленные мне отцом, могли на это решение повлиять.
Карлтон настоял на том, чтобы свадьбу сыграли быстрее, он спешил в Лондон.
Несколько дней пролетело незаметно. Я пребывала на вершине счастья. Белое платье, драгоценности покойной матери. Я очень гордилась, ведь мне удалось выйти замуж за столичного аристократа. Венчание состоялось в нашей деревенской церкви. После свадебного ужина, как и положено, мы провели первую брачную ночь. Тогда я узнала, какое это счастье, когда первым обладает девушкой сильный и умелый мужчина. Говорится, что как начнешь, так и пойдет дальше. Моим первым мужчиной стал лорд Карлтон, с первой же ночи я познала высшее искусство мужской любви, и это на всю жизнь определило мои требования к мужьям и любовникам.
Наутро мы уехали в Лондон. Разумеется, лорд Карлтон не мог позволить, чтобы его молодая жена путешествовала верхом. Мне просто смешны сплетни о том, будто бы я прибыла в Лондон на крупе его коня. Лорд Карлтон нанял карету, хотя сам ехал на коне.
Глава четвертая
Лондон встретил нас праздничным убранством, огромным количеством народа, столпотворением карет, множеством всевозможных лавок, вонью сточных канав.
У лорда Карлтона не было особняка в Лондоне. Впрочем, у него вообще не было дома. Поселились мы в гостинице. После скромного деревенского жилища моих приемных родителей гостиничные апартаменты казались мне верхом роскоши. Я была еще очень молода и наивна.
Увы, ослепленные знатностью лорда Карлтона и его столичным лоском, обрадованные тем, что удалось выдать меня замуж за человека, равного мне по происхождению, мои родители также допустили оплошность, передав мое приданое в руки моего супруга. Впрочем, едва ли они при их строгих пуританских принципах могли поступить иначе; ведь по закону все имущество жены принадлежит мужу.
Первое время в Лондоне я проводила, почти не выходя из дома. У меня не было полагающихся знатной даме туалетов, а мои юбки и корсажи, пригодные для богатой фермерской дочери, конечно, не годились для супруги столичного щеголя лорда Карлтона. Между тем, я все сильнее влюблялась в своего супруга. Я боготворила его, ради него я была готова на все. Он считал, что мое воспитание и манеры оставляют желать лучшего (еще бы, ведь я воспитывалась не во дворце или особняке!). Карлтон нанял для меня учителя французского языка и учителя музыки, который помог мне овладеть искусством игры на лютне и на клавесине.
В Лондоне после реставрации королевской власти господствовала французская мода. Сам молодой король, его братья, его приближенные, все они только что возвратились из Франции, из Версаля, где ослеплял своим блеском двор Людовика XIV, «Короля-солнце». Французский язык, французская музыка, французские повара, портнихи, парикмахеры – все это считалось высшим шиком.
Мне еще не минуло семнадцати, отголоски шумной городской жизни долетали и до моих уединенных комнат. Мне все сильнее хотелось блистать в свете, поражать своей красотой, мне страстно хотелось познакомиться с настоящими знатными дамами, блистающими при дворе.
Я заговорила обо всем этом со своим супругом. Но лорд Карлтон отговорился тем, что еще не готовы заказанные им для меня туалеты.
– Кроме того, – сказал он, – если быть полностью откровенным, то мне вовсе не хотелось, чтобы моя жена вела жизнь пустой светской кокетки.
– Но, Карлтон, – возразил Элмсбери, – Эмбер – совсем еще ребенок, ей нужны развлечения!
Джон Элмсбери как раз женился в провинции и привез в Лондон молодую жену – показать ей столицу. Леди Эмили мало походила на знатную даму, какими я их себе представляла. Она была не так уж хороша собой и не стремилась приукрасить свою внешность, носила мешковатые платья темных тонов и в будущем намеревалась вместе с мужем поселиться в поместье, которое король возвратил графу Элмсбери. Но все же леди Эмили покорила меня своей честностью и добротой. Она стала одной из самых верных и преданных моих подруг, и я старалась отвечать ей тем же.
Глава пятая
Хорошо помню знаменательный день, когда я впервые примерила новое платье, шелковое, со шлейфом и открытыми плечами. Парикмахер-француз превратил меня в настоящую светскую даму, блистающую искусной прической и умело подкрашенным лицом.
В тот день мы, все четверо – лорд Карлтон, я, и граф Элмсбери с супругой – отправились в театр.
Представление начиналось в четыре часа, но полагалось приезжать пораньше. В те годы на сцене впервые появились женщины-актрисы, и это сделало сцену несколько похожей на публичный дом. Вульгарно одетые молодые торговки апельсинами и сладостями буквально навязывали свой товар втридорога. По неписанному театральному правилу, знатные господа должны были преподносить апельсины своим дамам. Порядочные женщины являлись в театр только в масках.
Мы заняли свои места в ложе. Впервые в жизни я была в маске. Золотистый апельсин гармонировал с цветом моего нового шелкового платья.
Спектакль начался. Молодая актриса, произносившая текст пролога, показалась мне нарядной и даже блистательной. Но ее слова удивили меня. Обращаясь к ложам, где разместились знатные зрители, она говорила о том, что самые красивые актрисы пользуются покровительством самых знатных и богатых господ, и просила не оставлять своим вниманием и менее красивых актрис. Подобная беззастенчивая просьба очень удивила меня, привыкшую к строгим нравам.
У самой сцены слышались смех и шум. Там сидели знатные щеголи и сопровождавшие их дамы, богато одетые и без масок. Молодые люди открыто обнимали и целовали своих подруг. Наклонившись к леди Эмили, я, прикрываясь веером, шепотом спросила у нее, не знает ли она, кто эти дамы.
– Это продажные женщины! – прошептала в ответ Эмили, и даже под маской можно было различить, как она покраснела.
Сам спектакль поразил меня пышностью и блеском. Пышные декорации, яркие костюмы, танцы, песни и монологи в стихах, – все это просто заворожило меня. Признаюсь, несмотря на все недостатки и вольности, свойственные театру, я долго оставалась страстной театралкой.
Конечно, теперь, спустя много лет, я не могу помнить, какую пьесу представляли в тот день. Кажется, одну из пышных трагедий входившего тогда в моду Джона Драйдена. Впрочем, как вы заметите в дальнейшем, у меня имелись причины позабыть, какую именно пьесу играли в мое первое посещение театра.
Когда представление окончилось, все двинулись к выходу. Он был не настолько широк, и на какое-то время мы, что называется, «застряли». Внезапно до моего слуха донеслись слова двух нарядных дам в масках. Я не верила своим ушам! Они говорили обо мне. Но, Боже, что именно они говорили! По их словам выходило, что лорд Карлтон привез в театр очередную любовницу! Я была потрясена. Они говорили довольно громко. Лорд Карлтон не мог не слышать их. Я украдкой взглянула на него, но он словно бы ничего не слышал. Нет, это невозможно! Меня, его законную супругу, оскорбляли в его присутствии, а его это словно бы и вовсе не касалось! Наконец он заметил мое состояние.
– Что с тобой, Эмбер? – спросил он обычным голосом. – Тебя взволновал спектакль?
– Спектакль великолепен, но не он причина моего волнения, – ответила я.
– А что же причина твоего волнения? – спросил он как ни в чем не бывало, и даже, как мне показалось, чуть насмешливо.
Обычно я любила этот немного насмешливый тон, в его насмешливости было много доброты, и к тому же я отдавала себе отчет в том, что многое в моем поведении бывшей деревенской девчонки, впервые попавшей в столицу, действительно может показаться смешным ему, столичному кавалеру, человеку, успевшему приобрести значительный жизненный опыт. Но сейчас, услышав этот насмешливый голос, я испытала крайнее раздражение.