Как десятки тысяч других до них за долгие века, они все до одного погибли — таково было воздаяние за их бессердечие.
Возблагодарив Господа, спасшего их от неминуемой гибели, Нехушта вернулась в каюту и рассказала госпоже обо всём случившемся.
— Да простит их Всевышний, — вздрогнув, сказала Рахиль. — Что до нас, то мы всё равно потонем — в лодке ли, в галере, — какая разница?
— Не думаю, что мы потонем.
— Как же мы можем спастись, Ну? Корабль лежит на скале, и рано ли, поздно, море разнесёт его в щепы. Он же весь дрожит от ударов волн, а пена просто застилает над нами всё небо.
— Не знаю, как мы спасёмся, госпожа, знаю только, что мы не потонем.
Нехушта оказалась права. Спасение пришло неожиданно и вот каким образом: ветер стих, а затем вдруг налетел последний яростный шквал, гоня перед собой огромную водяную гору. Эта могучая волна подхватила галеру своими белыми руками и не только сняла её со скалы, но и перенесла через все рифы, выбросив на устланное песком и ракушками ложе, совсем близко от берега; там она и осталась.
Как будто осуществив свой тайный замысел, ветер окончательно стих, и, как обычно у сирийского побережья, море быстро успокоилось; к ночи оно уже было как зеркало. За три часа до заката, будь обе женщины крепки и здоровы, они могли бы вброд добраться до берега. Но судьба распорядилась иначе: случилось именно то, чего опасалась Нехушта, и именно тогда, когда она менее всего была к этому подготовлена, в полном изнеможении от всего перенесённого, у Рахили начались схватки, и ещё до полуночи на этом полуразбитом судне, возле пустынного, совершенно безлюдного, казалось бы, берега, у неё родилось дитя.
— Покажи ребёнка, — попросила Рахиль. И при свете горевшей в каюте лампады Нехушта показала ей новорождённого младенца.
То была крохотная девчушка, белокожая, голубоглазая, с тёмными вьющимися волосёнками. Долго и нежно смотрела на неё Рахиль. Затем сказала:
— Принеси мне воды, пока ещё не поздно.
Когда Нехушта выполнила её просьбу, она окунула дрожащую руку в воду, перекрестила лоб новорождённой и нарекла её Мириам, именем своей собственной матери, посвятив её тем самым служению Иисусу Христу.
— Ну а теперь, — сказала она, — проживёт ли моя дочурка час или сто лет, она христианка, и что бы ни ждало её в будущем, если она доживёт до сознательных лет, следи, Ну, — отныне ты в ответе за её тело и душу, — чтобы она не забыла предписаний и обрядов нашей веры. Передай ей завет её отца и мой собственный — пусть она выйдет замуж за христианина. Передай, что такова была последняя воля её родителей, и если она выполнит их завет, всю жизнь на ней будет их благословение, как и благословение Господа, служению которому она должна себя посвятить.
— О, — простонала Нехушта, — почему ты так говоришь?
— Потому что умираю. Не возражай. Я хорошо это знаю. Жизнь уходит из моего тела. Господь внял моим мольбам: я дожила до родов, а теперь отправляюсь туда, куда призывают меня мой супруг и Всевышний, под чьим покровом он обретается на небесах, как и мы здесь, на земле. Не сокрушайся, тут нет никакой твоей вины, ни один лекарь не смог бы меня спасти, ибо пережитые страдания истощили все мои силы, вот уже много месяцев, как я живу с разбитым сердцем. Дай мне немного вина — и слушай.
Нехушта молча повиновалась.
— Как только жизнь окончательно покинет меня, — продолжала Рахиль, — возьми мою дочурку и найди какую-нибудь деревню на берегу, где её могут выкормить, деньги у тебя есть. Когда она окрепнет, отвези её — не в Тир, ибо мой отец воспитает её по законам и обычаям своей религии, — а в деревню ессеев[17] на берегу Мёртвого моря. Отыщи там брата моей матери Итиэля, он член их общины, покажи ему медальон с моим именем и датой моего рождения, всё ещё висящий у меня на шее, и поведай ему обо всём без утайки. Он не христианин, но человек добрый и честный, хорошо относится к христианам и огорчается, что их преследуют; он даже написал моему отцу письмо, осудив, как он с нами обошёлся, и, как ты знаешь, хотя и тщетно, старался вызволить нас из тюрьмы. Скажи ему, что я, его родственница, молю его от своего имени и от имени сестры, нежно им любимой, защитить моё дитя и тебя, не пытаться обратить её в свою веру и вести себя по отношению к ней так, как подсказывает ему его мудрость, — и его осенят мир и благодать. И ещё скажи ему, что он в ответе за вас перед самим Господом.
17
Ессеи (эссены) — аскетическая еврейская секта. Их обычаи достаточно подробно описаны Г.Р. Хаггардом.