Познакомились они «по пьяному делу» в ресторане «Узбекистан». Встречались еще и еще. Шаболин рассказал, что работает в «почтовом ящике». Изделия, которые разрабатывались там, он называл «штучки». Что это были за «штучки», Анатолий долго не понимал, все выспрашивал, но осторожно, без нажима, когда к слову придется. Когда узнал, заинтересовался подробнее. Валерий болтал охотно. Ему льстила секретность. Себя он называл, как самодержец: мы.
— Мы знаешь какие штучки готовим? Закачаешься! Гляди. — Он рисовал на клочке бумажки, потом непослушными, пьяными руками нащупывал в кармане коробок и, ломая спички, поджигал клочок.
— Вот так-то, брат! Иначе нельзя, понял? Бдительность! Мы — за семью печатями, понял?
Анатолий деланно восхищался.
Однажды они вдвоем крепко напились дома у Прохорова. У Валерия все качалось в глазах. Его долго рвало в уборной. Анатолий успокаивал: «Ничего, пройдет, приляг…» Валерий ткнулся в диван. Через десять минут раздался пьяный храп. Анатолий встал со стула трезво, бесшумно подошел к дивану. Руки были гибкие, словно без костей. Он быстро нашел рабочий блокнот в пиджаке, в левом внутреннем. Потянул медленно, плавно…
В блокноте были радиосхемы, таблицы, формулы. Потом фамилии, служебные телефоны. Прохоров переписал все. Особенно тщательно то, чего не понимал.
На следующий день было объяснение. Когда Анатолий вернул блокнот Шаболину, возмущению Валерия не было границ.
— Как ты смел! Я считал тебя порядочным человеком! Я пойду в КГБ и все расскажу!
— Запомни: мы теперь одной веревочкой повиты. Если расколешься, — я тебя с собой потяну. Так что держись за меня. Перейдем границу — деньги уж у нас будут. Это я еще раньше сработал одно дельце. Ну, да тебе о нем знать не надо. Никто о нем не знает… А там и заработать — дело нехитрое.
— Ты с ума сошел! — кричал Валерий.
— Я все обдумал. По радио выступать будем…
— Как выступать? Что ты говоришь, опомнись…
— А вот так выступать. Тему придумаем… Работа найдется. А потом махнем к Борятинскому в Вашингтон. Житуха!
У Валерия от ужаса холодела спина.
Теперь был «товар». Надо было искать «покупателя». Прохорову очень не хотелось делать все своими руками: можно примелькаться и сгореть. А тут как раз и человечек удобный подвернулся: Иноземцев, работает в метро, несколько туповат, но это даже хорошо — от тупости он становится смелее. Ему поручил Анатолий сходить на квартиру к одному крупному американскому журналисту.
Журналист налил Иноземцеву виски с содовой, закурил трубку и, усевшись поудобнее, приготовился слушать. Иноземцев предлагал сотрудничество: мы вам — ценные оборонные сведения, вы нам… Ну, разумеется, не даром… Для начала вот. Он протянул конверт.
«Неужели в КГБ меня считают таким идиотом? — думал журналист. — И что я такое натворил, что они прислали ко мне этого болвана?»
— Вот что, милейший, — сказал журналист, пустив над головой аккуратный нимб табачного дыма, — никакого письма я, разумеется, не возьму. Если вы или ваши друзья имеют намерения сообщить нечто, что может заинтересовать моих соотечественников, я прошу сделать это устно. И тогда я уж сам решу, что делать дальше с вашей информацией. А пока не угодно ли попробовать «Белую лошадь»? Всемирно известный напиток… Как это по-русски: «посошок на дорожку»…
Прохоров был взбешен.
— Идиот, — кричал он, не глядя на Иноземцева, — последний осел этот янки! Ему плывет прямо в руки, а он нос воротит!
И тут подвернулась выставка. Подвернулась как нельзя кстати. Сначала Анатолий отправил на выставку Иноземцева. Иноземцев съездил, походил кругом. Вечером доложил Прохорову:
— Там полно сотрудников КГБ, ничего не выйдет…
На самом деле (сейчас он признался в этом) он не видел ни одного сотрудника. Просто стало очень страшно. Он решил отвязаться от Анатолия.
Прохоров поехал сам. Долго изучал обстановку и наконец рискнул. Он попал удачно. «Администратор» оказался сообразительнее журналиста.
— Ничего я брать у вас сейчас не буду! И вообще вы грубо работаете, — тихо говорил Склайтон, шагая по аллее в Сокольниках. — Никаких встреч, запомните это навсегда. Дайте номер телефона, удобный вам. Не торопитесь. Подумайте. Это должен быть чистый телефон. Когда придумаете, сообщите мне…
Они встретились еще раз. Анатолий снова набивался с письмом, Склайтон снова отказывался. Анатолий начал рассказывать о Шаболине, о «штучках», Склайтон не перебивал, слушал. «Устный разговор — дело чистое, — думал он. — А парень, кажется, действительно интересный, такого нельзя упускать…»
Беседы в Сокольниках окрылили Прохорова: дело пойдет! Он пишет в Ригу о встречах со Склайтоном: