— Но какое здесь дело ко мне? — запротестовала «Кэтрин».
— Выслушайте меня. У меня есть друзья, мы хотим помогать вам, вашей стране… У нас есть сведения, которые заинтересуют вас, обязательно заинтересуют… Это начало, это только начало…
— Я продаю косметика, парфюм, я не хочу это знать.
Прохоров схватил ее за рукав.
— Вам ничего не надо знать. Вот письмо, перешлите его Склайтону, Борятинскому, передайте, наконец, здесь в посольство. Тут все чертежи, схемы, телефоны, фамилии и мои адреса тоже, меня легко найдут. Поймите, я не прошу сейчас денег, я прошу, чтобы мне поверили…
— О нет, я ничего не буду брать. — «Кэтрин» отступила, прижала к себе сумочку. — Здесь ошибка, я ничего не буду брать.
По лицу Прохорова пробежала судорога.
— Хорошо. — Он быстро достал из кармана чистую почтовую открытку, на которой был отпечатан ядовито-красный букет цветов. Разорвал пополам. — Если вы или кто-нибудь другой захочет меня увидеть, он должен прийти вот с этим. — Анатолий быстро сунул в руку «Кэтрин» половинку открытки, вторую половинку положил к себе в карман, резко повернулся, быстро зашагал по улице Горького к Белорусскому вокзалу.
Еще и еще перечитывал Рощин рапорт «Кэтрин». Они оказались правы. Прохоров «созрел». Если он, очень осторожный человек, первой встречной иностранке готов передать секретные сведения, — значит, он враг. Передал он эти сведения или нет, он шпион. Рощин открыл книгу — «Комментарии УК РСФСР», жирно подчеркнул в статье 64:
«Шпионаж заключается… в собирании с целью передачи иностранному государству, иностранной организации либо их агентуре сведений, составляющих государственную или военную тайну…»
Зазвонил телефон. Рощин снял трубку.
— Николай Петрович, здравствуйте. — Он сразу узнал голос Валентины Андреевны Красовской. — Вы просили сообщить, если тете позвонят по нашему телефону…
— Да, да. — Рощин не мог скрыть волнения.
— Сегодня звонили, просили записать для нее: К 9-18-40. И больше ничего…
— Спасибо, большое спасибо, Валентина Андреевна. — Голос Рощина звенел. — Привет Александру Ильичу… Еще раз спасибо.
Через десять минут он уже знал: телефон с номером К 9-18-40 стоит на улице Горького в доме № 22 — гостиница «Минск», номер 840. Еще через десять минут он узнал, что в номере 840 со вчерашнего дня остановился синьор Марио Гоцци, совершающий путешествие по туру, приобретенному в Миланском отделении «Интуриста». Синьор Гоцци должен пробыть в Москве неделю, а затем вылететь в Париж.
Еще через десять минут Рощин входил в кабинет Воронцова. И, наконец, еще через десять минут Воронцов был принят одним из заместителей председателя Комитета государственной безопасности.
Любовь Дмитриевна вошла в комнату со сковородкой, на которой с шипением плавилась глазунья, поставила сковородку на стол и только тут увидела зеленовато поблескивающую поллитровку.
— Опять? — серого спросила она сына. Валерий с Анатолием сидели на диване, шептались.
— Поговорить надо, — бросил Валерий.
— А без водки нельзя?
— Сегодня нельзя. — Валерий встал, забренчал в шкафу рюмками.
— Да, Толя, — обернулась Любовь Дмитриевна, — совсем было запамятовала. Помните, вы говорили, что вам позвонить товарищ должен, у которого телефон меняли? Так он звонил позавчера. Куда же я эту бумажку сунула? — Она рылась в сумочке…
С тонким звоном ударилась об пол рюмка. Любовь Дмитриевна обернулась, сын стоял бледный, не отрывая взгляда от Анатолия.
— Ничего, — хрипло сказал Прохоров, — посуду бить на счастье… Так какой же номер телефона теперь у моего приятеля?
— Вот, нашла. — Любовь Дмитриевна протянула Анатолию клочок бумаги.
— К 9-18-40, — вслух прочитал Прохоров.
Теперь Анатолию все стало ясно. «Парфюмерная дама» — это пробный шар. Перед тем как начать с ним работу, решили проверить, стоит ли начинать. Видно, поняли наконец, что стоит, с этого дня начинается главное…
Он позвонил из автомата.
— Алло? — вопросительно спросил немолодой мужской голос.
— Говорит Николай. — Анатолий сглотнул слюну. — Вы звонили, оставили свой телефон.
— Да, да. — И после паузы: — Что вы хотите?
— Я хотел бы встретиться с вами. Вы можете подойти к памятнику Пушкина через пятнадцать минут?
— Да. Могу.
— О’кэй! — ответил Прохоров. Английским словечком невольно хотел расположить к себе, польстить новому знакомому.
— Будьте здоровы, — сухо парировал синьор Марио.