— Вилик?! — Больной подскочил и сел на кровати.
— Что с тобой? Тебе нельзя делать такие движения! Лежи тихо. Чего ты прыгаешь?
— Знаешь, если бы ты сказал мне, что ты танцуешь среди мечей или учишь гладиаторов, я бы подпрыгнул меньше. Как ты стал виликом?
Это долгая история… Тебе надо уснуть. Выпей это лекарство. Я приду завтра, тогда и поговорим.
Что рассказал о себе Дионисий Титу
Когда Дионисий на следующий день к вечеру пришел в гостиницу, на него налетел Ларих с огромным подносом, на котором лежали маленький хлебец и горсточка соленых маслин.
— Что ты скажешь! — трагическим шепотом обратился он к врачу. — Предлагаю ему курицу, дивную откормленную курицу — сколько я на нее пшеничного хлеба извел! — ни в какую! Только маслин и хлеба! Ну нет, так не будет! Страшновато немножко. — И Ларих юркнул в кухню, так и не объяснив, отчего ему страшновато.
— Рад тебя видеть, отец мой! — Тит дружелюбно протянул руку Дионисию. — Ты, верно, дал мне вчера такого же напитка, каким Медея[26] усыпила дракона: я проспал почти до твоего прихода. И я совсем здоров. Благодарю тебя! — И он протянул старику маленькую золотую монету.
Дионисий мягко отвел руку Тита:
— Ты помнишь, что Сократ не брал денег со своих учеников — не желал торговать мудростью. А я не хочу торговать умением облегчать страдания. И я даже не имею права на твой дар: он по справедливости принадлежит моим учителям.
— У кого же ты учился, отец мой?
— У многих. В раннем возрасте — у отца, он был хороший врач. Потом поехал на остров Кос[27] к знаменитым тамошним врачам. Несколько лет работал в Александрии[28] с большими учеными. И очень многому научился я знаешь у кого? У здешних крестьянок, у простых деревенских старушек, которые имени Гиппократа никогда не слыхивали! Каких только целебных трав они мне не приносили! Какие лекарства научили составлять! «Питье Медеи» изготовлено по их рецепту.
— Ты и виликом стал, чтоб взять побольше уроков у наших старух?
Дионисий не успел ответить. Дверные шипы со скрипом повернулись в пазах, и в комнату вошел, старательно сдерживая привычный шаг вприпрыжку, Ларих со своим огромным подносом, на котором, кроме маслин и хлеба, были еще яйца, миска каши, поверх которой узором лежали тонкие луканские колбаски[29], вареная капуста и несколько громадных кистей винограда. Посредине красовалась жареная курица. Дионисий отвернулся, чтобы скрыть улыбку.
— Когда я тебе все это заказывал? — недовольно проговорил Тит.
— Бесценный гость, я не могу видеть, как ты голодаешь! Мне не нужно никаких денег, — нужны твои силы и здоровье. Разве можно поправиться на каких-то жалких маслинах! Не отвергай дара, предложенного от чистого сердца. Мне воздаст за него Зевс, покровитель странников! — Ларих благоговейно возвел глаза к потолку. — Не лишай меня его милости. Что значат по сравнению с ней какие-то жалкие сестерции! — Ларих чуть не плюнул от презрения к этим жалким сестерциям. И вдруг искренне и просто добавил, приветливо глядя на Тита: — Кушай на здоровье, дорогой гость, поправляйся! — и, низко поклонившись, сразу исчез, словно растаял.
— Ну и пройдоха! И захочешь рассердиться — не рассердишься!.. Дионисий, пообедай со мной. Я уже не помню, когда за моим столом сидел друг. Курицу этот ловкач расхваливал по справедливости.
— Я мяса не ем — начитался, знаешь, Пифагора[30].
— А мне его есть доводилось не часто… Бывало, отобьешь от волка полузагрызенного козленка, вот и жаркое. Но вот яйца, каша, виноград… Вино он не забыл?
— Тебе вина нельзя: может вернуться лихорадка.
— Хорошо, не надо. Вместо вина будет рассказ о том, как ты стал виликом.
Дионисий засмеялся:
— Не жди ничего необычайного. А в наказание за твое любопытство я поведу рассказ издалека. Лет семь… нет восемь назад — я уже года три, как жил в Риме, — за мною чуть свет прислали носилки, и четверо здоровенных молодцов домчали меня к богатому особняку на Палатинском[31] холме, так что я и опомниться не успел. Дорогой какой-то юнец, не то раб, не то отпущенник, силился объяснить на какой-то диковинной смеси языков — был тут и греческий, и египетский, и латинский, — что с его господином стало вдруг плохо. Меня провели через огромный пустой и холодный атрий[32] в большую столовую. Людей было полно; одни лежали прямо на полу, другие на ложах. Тяжелый храп, пьяное бормотанье, разбитая посуда, лужи вина, чад от светильников, приторный запах благовоний, растоптанные цветы… Навстречу мне поднялся огромный молосс[33] — и такой благородной показалась мне эта собака среди всех этих гнусных пьяниц! Она оберегала как умела своего хозяина, она одна! А хозяин лежал белый как мел, и салфетка, которую он прижимал ко рту, была вся в крови. Худой, долговязый… Я сразу увидел, что у него чахотка. И такой страх, такая мольба о помощи была у него в глазах (говорить он не мог), что сердце у меня перевернулось.
26
Меде́я — героиня древнегреческого мифа о золотом руне. В этом мифе рассказывается, как Язон собрал товарищей, построил корабль «Арго» и отправился в Колхиду за золотым руном, которое стерегли огнедышащие драконы. Дочь царя Колхиды Медея приготовила волшебное питье, усыпившее драконов. Язон похитил руно и вместе с Медеей отправился в обратный путь. Прибыв в Коринф, он решил оставить Медею и жениться на царской дочери. Разгневанная Медея послала сопернице в подарок покрывало, пропитанное волшебным снадобьем. Царевна и отец ее погибли в огне, охватившем их от прикосновения к этому покрывалу. Еврипид, афинский поэт V века, написал об этом трагедию «Медея».
27
Кос — остров в Эгейском море, где почитали Асклепия, бога врачевания и покровителя врачей. От него, по легенде, вел свое происхождение род Асклепиадов, в котором знание медицины переходило от отца к сыну. К этому роду принадлежал и Гиппократ.
28
Александри́я — главный город Египта, основанный в IV веке до н. э. Александром Македонским. Александрия славилась как центр учености.
30
Пифаго́р (VI век до н. э.) — философ; предписывал своим последователям отказ от мясной пищи.
31
Палати́н — один из семи холмов, на которых расположен Рим. Здесь находились по преимуществу дома богатых и знатных людей.
32
Атрий — см. Дом. Дом. — Римский дом состоял из следующих комнат. Через небольшую переднюю входили в главную и самую большую комнату — атрий. В крыше атрия был устроен большой проем — комплювий, через который дождевая вода лилась в бассейн — имплювий. В середине имплювия часто бил фонтан. За атрием находился таблин, кабинет хозяина, в котором он держал бумаги и книги и где принимал людей, пришедших к нему по делам. По сторонам таблина находились триклинии — столовые, где вокруг стола было поставлено обычно три ложа: римляне обедали не сидя, а лежа. Дверь из таблина вела в перистиль — сад и цветник, окруженный крытой колоннадой. В окна вставляли слюду, в непогоду закрывали ставнями.