— Да, да… — мрачно понурясь, продолжал Гильдебранд. — Я и сам не раз слышал эти заманчивые, сладкие и неосторожные речи от моего повелителя… И кто знает, как тяжело заплатим мы, готы, за слепое доверие вождя нашего к мирным с виду латинянам… Для них мы всегда останемся тем, чем были сорок лет назад, когда спускались с гор и лесов родной Германии: завоевателями, врагами, варварами…
— Но зачем же мы остаемся варварами? — горячо проговорил Тотилла. — Зачем не стараемся перенять у римлян все хорошее, неизвестное нашей родине? Почему бы нам не научиться у италийцев всему, что создало величие древнего Рима?..
Гневно сверкнули голубые глаза Гильдебранда.
— Замолчи, Тотилла… Не повторяй при мне подобных речей, — властным жестом остановил он речь юноши. — Не растравляй кровавых ран моего старого сердца. Подобные мысли стали проклятьем для славного рода Хильдунга, обломком которого остаюсь я, последний старый дуб без веток и корней… Верьте мне, дети мои, латиняне злейшие враги готов… Какими они были, есть и будут до скончания веков… О, если бы государь мой последовал моему совету и, завоевав Италию, истребил бы все мужское население ее, от грудного младенца до дряхлых стариков… Женщин мы бы заставили полюбить нас, но мужчины будут нас ненавидеть от рождения и до смерти… В сущности они правы. Бывают поражения, которые не забываются… Народ, способный забыть разгром и завоевание своей родины, не достоин существования. Ненависть римлян к готам единственная черта, достойная нашего уважения. Но тем горячее презираю и ненавижу того гота, который восхищается римлянами и старается подражать им…
— Неужели ты считаешь невозможным всякое соглашение, всякую дружбу между римлянином и готом?
— спросил Тотилла после продолжительного молчания, голосом, выдающим значение, придаваемое им этому вопросу.
— Подумай сам, возможно ли это?.. Представь себе человека, вошедшего в пещеру золотого змея и успевшего наступить ногой на его голову. Он уже занес свой меч, но хитрый змей начинает просить пощады. Великодушному германскому витязю становится жаль красивого золотого чудовища. Он отпускает змея на свободу… Поверишь ли ты благодарности пощаженного?.. Конечно, нет. Ты поймешь, что освобожденный змей воспользуется первым же случаем, чтобы отблагодарить неосторожного победителя по-своему. Он подкрадется к нему и вонзит свои зубы в спину пощадившего его… Так же поступят с нами и италийцы…
— Ну и пусть они попробуют подняться, — вскрикнул Хильдебад. — И чем скорее, тем раньше избавимся мы от тайных врагов и предателей. Встретить же их мы сумеем вот этим…
Хильдебад поднял тяжелую палицу и опустил ее на мраморную плиту, которая разлетелась вдребезги, наполнив гулом и треском длинные коридоры полуразрушенного храма.
— Да. Пусть приходят враги, — подтвердил и Тотилла, сверкая глазами, и его воинственное воодушевление сделало его еще красивее. — Пусть приходят неблагодарные римляне и коварные греки, мы покажем им, что у готов остались воины, подобные могучим дубам их германской родины…
Юный красавец с горделивой нежностью взглянул на исполина брата. Старый оруженосец Теодорика одобрительно улыбнулся.
— Да, Хильдебад силен, хотя и не так, как Вальта-ри, Валамер и другие товарищи моего детства, павшие смертью храбрых на полях бесчисленных сражений, давших нашему вождю прозвание Теодорика Великого. Но все же у готов осталось достаточно сильных воинов. Сила же полезна в борьбе с честными северянами. Но лукавые южане сражаются на свой лад, прячась за окопами. Для них война не то, что для нас, не ряд геройских подвигов, не борьба доблестных воинов, а хитроумный расчет и злая игра, построенная на обманах, хитростях и предательстве. В конце такой войны целое полчище германских героев будет заманено в какое-нибудь болото или ущелье, где невидимые враги перебьют храбрецов, которым даже защищаться нельзя будет… Я давно знаю этот способ войны, знаю и полководца Византийского, который сам не воин, и даже не мужчина, а побеждает мужественных героев. И ты его знаешь, Витихис.
— Да, я знаю Нарзеса, — задумчиво проговорил Витихис, и его спокойное умное лицо стало так серьезно, что всем было ясно, какое громадное значение придает он словам Гильдебранда. — Да, я знаю Нарзеса, — повторил Витихис после минутного молчания, — и потому должен с тобой согласиться во многом. Больше скажу, — все то, что озабочивает тебя, не раз уж наполняло и мою душу сомнением, почти страхом. Перечисленные тобой опасности отрицать невозможно. Но не все же враги окружают нас, готов… Недаром же государь наш заслужил прозвание «мудрейшего». Он сумел создать себе и друзей, и союзников. Король вандалов женат на сестре Теодорика Великого. Король вестготов его родной внук, сын его старшей дочери. Короли бургундов, герулов, тюрингов и франков его племянники или зятья. Они придут нам на помощь в случае войны с Византией. Да и народы их почитают Великого Теодорика. Даже полудикие эсты, даже далекие варвары-сарматы шлют ему почетные дары. Вспомни желтый янтарь и чудные меха, присланные недавно… Все эти союзники чего-нибудь да стоят…