Знаю, знаю! Говорил, что уйду на пару недель, месяц. Но выспавшись, поработав и опять выспавшись, я возвращаюсь. Небольшой перекур окончен!
*Слышны шаги и возмущенно-злой голос*
Хватит писать оправдания! МАРШ В ШАХТЫ ЕБЕНЬГРАДА!
*слышен удар хлыста и болезненый возглас*
Шо? Опять!?
Глава 28. Рёв Падшего
Карин. Карин Кикспаргх, так его звали. Лорд Карин Эммануэль Марк Кикспаргх. Юный Капитан Первого Золотого Легиона Пятой Армии Хаэфила. Надежда семьи. Герой Хаэфила. Отныне предатель и приспешник Тьмы. Приспешник Ненасытного. Он ещё был жив. Ещё пытался сопротивляться тьме и безумию, что царствовала в его разуме и в его теле. Но всё было напрасно, абсолютно всё.
Нечто, что было рождено в нём в тот миг, когда он случайно пролил свою кровь на древнюю, проклятую тьмой реликвию. Это нечто родилось с голос древнего, как сам мир, бога, и это поглощало его, уродовало, извращалось жизненную сущность, превращая в отвратительное существо. Падшего. То, что осталось от Карина, остатки его личности и разума, терзались тем, что он сотворил со своей семьёй. Он помнил, как бог обещал ему власть, силу, могущество, но он не знал, что Отец Тьмы и Лжи затребует в уплату. Его ещё не рожденных сына и дочку, красавицу жену. Он забрал их. Исказил. Уничтожил. Соврав, что они живут в золотых дворцах, Карин, или то, что от него осталось, прекрасно знал, что эта ложь. А уж когда он обратился в это проклятое существо, он потерял всякую надежду.
Иногда, Тёмный Зверь, что овладел им и сейчас, всячески издевался над ним, позволял ему ненадолго взять контроль над телом, в тот момент, когда Падший с хрустом отгрызал голову летучей мыши, с чавканьем и гоготанием поедая своё любимое лакомство. Карин выл и рыдал. Затем бесцельно шёл к людям, чтобы они избавили его от страданий, на каждый раз выходя к очередному селу, Тёмный Зверь вновь брал контроль и устраивал кровавую бойню. Так было до тех пор, пока Карин не сдался и не забился в угол своего очернённого и разрушенного сознания, с каждым днём забывая слова молитвы и увядая во тьме Ненасытного.
— Заточен в Цитадели Эдхута, покуда Пакт Проклятых не нарушен. Я верен Отцам и Матерям Основателям! — безмолвно кричал он в первые дни
— Заточён в Цитадели…заточён пока Пакт Проклятых не нарушен. Я верен Основателям! — хрипел он уже через неделю
— Заточён… заточён, а должен быть свободен. Пакт должен быть расторгнут, смерть Драконам-Основателям. — рычал он, когда Зверь победил, и голос господина победно хохотал в осколках его сознания.
— Ненасытный! Четвёртый Старый Бог, молю тебя, услышь мой зов, сквозь унисон цитадели Эдхута! Молю тебя, Отец Лжи и Разрушения, покровитель Смерти и Тьмы, Тот-чьё-имя-забыто, подари нам победу в предстоящей битве, пусти свои тёмные корни во врагов наших, пусть твоя тёмная длань окутает их! Мы верны тебе, мы твои чада, что заплутали, наставь нас, Таешарен! Дай сил! Напитай скверной! — молился он, когда силы иссякли.
— Аэрон’Тай-Фер — проговорил не Карин, а Падший. Но теперь и остатки разума Кикспаргха знали истинное имя четвёртого старого бога, имя Ненасытного, а затем он узрел его, заточённого в цитадели Эдхута. Он закричал так сильно как мог. Но во тьме, ничей крик не слышен.
Времени рассмотреть эти прекрасные залы и холлы, в которых грифоны могли летать, свободно расправив крылья во весь свой огромный размах, когда Шестой Легион бился с южанами под стенам Вингрхайяра, не было вовсе. Теперь же, когда грифоньи наездники небольшими группами по пять-шесть бойцов, на спинах своих зверей улетали по направлению к Кулдару, взлетая к облакам, а группы по десять-пятнадцать особей, закованных в кольчугу, в поводах своих хозяев охраняли караваны с раненными, Айдан мог спокойно отдохнуть и осмотреть эту величественную крепость.
Больше всего его интересовали фрески, исписанные стены пещер, на которых были нарисованы изящные и причудливые картины, описывающие события прошлого. Легендарный герои на своих легендарных грифонах гордо летали и бились с противником, будь то другой грифон или дракон.
— «Крюкохвост жертвует собою, что его всадник, Ханеил убил дракона Корнхартера. Фреска в цвете» — проговорил Айдан вслух, осматривая искусство на стене. Название этой картины причудливо красовалось внизу, в некоем подобии торжественной рамки. Алое зарево горело в небе, чёрный дракон придавил своим массивным хвостом грифона с тёмно-серым оперением, а эльф в это время уже вонзал свой клинок в череп ящеру. Следуя дальше, задерживаясь на каждой фреске не более чем на десять минут, Айдан вышел к любопытнейшей картине.
— «Мартин Златопёрый. Герой Кинхарта и Карден-Холла. Грифоний наездник. Его грифон: «Солнце», имел золотой окрас, и перья его были подобны золоту. Мартин носил эти перья как амулет, когда его Солнце погиб под Кинхартом, спасая будущую жену Мартина, Лару» — челюсть Айдана ударилась об каменный пол, как только он увидел это. Золотыми и алыми красками был нарисован Мартин, поднимающий меч к небу, на поле битвы, которое было усеяно мечами и телами, а справа от него, верхом на огромном грифоне золотого и белого окраса восседала красавица Лара.
— Вот и я пошёл по твоим стопам. — прошептал Айдан, пальцем проведя по фреске, в том, месте, где был изображен Мартин. Затем аккуратно провёл указательным пальцем по светлой краске, что изображали волосы Лары
«Тот, кто рисовал её, хорошо знал Мартина, но, по всей видимости, вообще не знал Лару» подумал Айдан
«Будто бы ты их хорошо знал» отвечал противный и надоевший голос. Время от времени ему удавалось запихнуть этот голос в глубины подсознания, сжигая его в пламени и закапывая под вечными льдами, оставаясь в пустоте, на лезвии меча, но он всегда возвращался. Эта техника медитации часто помогала Айдану, не сказать, что в бою можно быстро жечь и закапать всё, но в те мгновения, когда ненужные эмоции пропадают, оставляя место ярости и сосредоточенности, были незаменимы. Вновь отправив осточертевший внутренний голос в пекло и в бушующий буран, Айдан принялся изучать крепость дальше.
Корин Дайникер, или же Старый Гриф, был главой Вингрхайяра и по совместительству самым старым всадником. Айдан как-то спросил
— Вы бы продолжали держать нейтралитет, если бы я разбился с того утёса? — старик почесал щетину и ответил. Голос его был ровен и спокоен
— Ездоки грифонов так же вольнолюбивы, горды и своенравны как их звери. Кто-то бы остался здесь, кто-то бы принял одну из сторон, моё слово, лишь небольшой аргумент, которое помогает им выбрать сторону. Однако многие давали клятву империи, так что, так или иначе, они бы всё равно пошли в бой. –
— Лоренц поднял восстание. За это он должен быть наказан. — Айдан был в этом уверен.
— Любой предатель заслуживает наказания в той же степени, как и прощения. Если, как ты выразился, Крамольник не оставит выбора, то его участь уже предопределена. –
— А вы обучаете ездоков? — спросил капрал, когда они прошли к балкону
— Их обучает с малолетства. Ты же, человек взрослый и оформившийся, с грифоном тебе придётся учиться самому, но чтобы ты не свалился при очередном полёте, тебе вручат седло, ремни и опознавательный знак, кольцо. — незамедлительно ответил Гриф, полно грудью вдыхая свежий воздух утёса. Айдан сделал так же, чувствуя, как холод остужает его изнутри
— Вы знаете, чьё это? Мартин дал мне, уверяя, что это перстень грифоньего наездника, однако ваши люди носят другие. — с надеждой спросил Айдан, в попытке узнать хоть что-нибудь. Старый Гриф долго осматривал кольцо и гравировку на нём. Покрутив его в своих шершавых и грубых пальцах, он вручил его обратно Айдану
— СтоннКасселов перстень. — глаза парня полезли на лоб, а челюсть отвисла. «СтоннКассел» прозвучало эхо в голове, болезненное и злостное. Вновь обратившись ко льду и пламени, он попытался отбросить всем мысли, но они, как буря и наводнение, всё настойчивее заполняли разум. Пауза затягивалась. Гриф ожидал реакции и поэтому терпеливо ждал
— Я сын Мартина… — только и прошептал он. Корин посмеялся
— Воистину ты говоришь как он, только ты на него не похож, причём совсем. — заявил он