Помотав головой, Айдан вдохнул запах утреннего уходящего тумана и сжал поводья грифона. Айзора вызывающе на него посмотрела и игриво сказала
— Нам бы пригодился разведчик в воздухе. — Айдан глянул на Дориана, тот кивнул, так как им было по пути.
— Так вы куда? — спросил он
— К заставе шестого. Они неделю не отвечают, если там южане, устроим им взбучку. Но разведчики говорили, что южан там может быть много, поэтому «Песцы» идут с нами, как ты? –
— Всегда хотел, увидьтесь наездника в деле? — поддержал кто-то из «львов»
— Тогда вперед — проговорил Анкит, ударяя Альву в бока. Та встрепенулась и прыгнула на месте, замахала могучими крыльями, поднимая столь же сильный вихрь, что волосы Айзоры дико растрепались, а лошади её отряда заржали как бешенные, в небе были слышны только грифоний и человеческий крик.
«Возможность летать была просто чем-то невообразимым. Летать высоко, выше облаков, взмывая к самому солнцу, словно дракон. Рождённый ползать, летать не может, самое обидное! Ну как так? Почему мы не родились с крыльями? Потому что, мы бы устремились к солнцу и сожглись себя, из-за своей гордыни. Почему грифоны или драконы не влезают так высоко? Потому что знают, на что обречены? Потому что знают, что им незачем взлетать выше солнца? А мы, люди? Мы так горды собою, считаем себя венцом жизни, что не осознаём, что погрязли в братоубийственных войнах!»
«А что драконы?» на размышления и созерцания прекрасного пейзажа с высоты грифоньего полёта, отозвался внутренний голос.
«Ты думаешь, что они далеко от нас ушли? Они такие же, как мы, только гордыни в них в десятки раз больше чем в нас! От природы они считают, что должны повелевать всеми и друг другом, и живут они в нескончаемой, братоубийственной войне за власть. Вылупившись из яиц, они уже бороться за власть в чете потомства! Их разум, как и наш, заточен на том, что выживет сильнейший!»
«Но ведь и грифоны до боли горделивые существа, что же они не бороться за власть над другими, почему держаться в стороне от всех проблем и вмешиваются в них только по нашей воле? Только потому, что у них нет разума, что схож с драконьим или человеческим? Да любой грифон будет по умнее дворян и вельмож Кинхарта или Джейстена» отвечал ему Айдан. В кой-то веки, голос ответил лишь: «Может быть ты и прав» и замолк, больше не отзываясь и не встревая в его монологи
А он продолжал восхищаться пейзажами Грифонового Пера. Завораживающие утёсы, зелёные холмы, красивые очертания рек и лесов на высоте заставляли его сердец замирать и биться. Альва откликалась на это чувство, ускоряясь и взмывая верх или пикируя вниз. Они ещё не были одним целым, как это было в легендах про грифоньих наездников. Альва не редко отказывалась исполнять его команды, а сам он чувствовал себя, словно чужой.
Но были моменты, когда императорский грифон в точности выполняла его указания, без намёков на возмущения и обиды. Как трюк с переворотом, когда они подлетали к заставе, что расположилась на утёсе с длинными отвесными мостами. Альва выпрямила крылья, устремилась, вниз рассекая потоки воздуха, и перевернулась три раза, прижимая криля к своему туловищу. Затем Айдан велел её отлетать к кавалерии, дергая узды по их направлению. Только мгновение спустя он понял, что машинально прижался к ней всем телом и заставил увернуться в бок, когда услышал свист одной стрелы, что в дюйме проскользнула от него. Альва прекрасно поняла его, или же услышала свит раньше и выполнила команду. Ему нужно было лишь указать, а она всё почувствует и сделает как надо. Это он уже понял, приземляясь, когда его и её сердца бились почти одновременно. Альва смотрела на него, словно с неохотой признавая, что увлеклась полётом и не заприметила стрелу.
Он почувствовал стрелу заранее, будто что-то тёмное, необъяснимое и страшное желало ему не смерти, но страданий. Меч оказался в руках молниеносно, отряды «львов» и «песцов» не понимали, что происходит. Айдан сидел в седле и взглядом метался из стороны в сторону. Альва нервно крутила головой и непонятно рычала, испытывая толи неподдельный страх, толи бешеную ярость. Айзора и Сигурн приказали своим людям быть на стороже, а сами, вместе с Дорианом остановились в десяти метрах от Айдана.
Капрал отстегнул все ремни и медленно слез со спины зверя, возвращая меч в ножны, вооружаясь недавно приобретённым протазаном.
— Будьте на стороже. Что-то нехорошее здесь случилось. — сказал Айдан, медленно зашагав к заставе. Альва рявкнула, он жестом приказал её взлететь и та с радость подчинилась, рассекая воздух крыльям.
Утренний туман отступал. Айзора и Сигурн спешилась, как и их люди. Все обнажили оружие и были на пределе. Дориан слез с пони и подбежал к Айдану
— Чего случилось? — спросил он.
— Что-то нехорошее, что-то страшное. — ответил Айдан.
— Ты там не увлёкся полётом? — спросил Сигурн, осматривая местность.
— Там, наверху, всё по-другому. — ответил Айдан
— Хотела бы я полетать — мечтательно затянула Айзора, но затем насторожилась, приказывая своим солдатам
— Дон, Брен, Павел, рассредоточиться! –
— Стен, Марк, Пьер, боевая готовность! — вторил ей Сигурн
Застава представляла собой острог на краю утёса, что был пропускным пунктом дальше, на север и восток, из юга и из запада. Частокол вместо стен, пару дозорных башен и с дюжину хат, с огородным хозяйством.
«Запах крови. Смерть и тьма!» это была Альва! Они кричала вверху. Летая над ними кругами и только Айдан понял, почему её орлиный крик был таким страшным.
— ПАДШИЙ! — закричал он, когда тёмная фигура стояла на горе трупов, посреди разрушенного острога.
Ненасытный отдал приказ. Завербовать, но не убить. Ни Карин, ни то, что звало себя Падшим, не могли дать ответ на вопрос: «Зачем?» но Падший не мог ослушаться приказа великого господина Тьмы. Нет, он был обязан его выполнить. Остатки Карина все жё пытались ответить на этот вопрос.
Когда прошлой ночью он вырезал острог, он, не переставая думал, что это было за видение. Почему Ненастный показал ему завербовать и заставить служит этого легионера, что сумел оседлать императорского грифона? Зачем он нужен ему? Но Карин не знал, а Падший исполнял приказ, уродуя людей… то, что от них осталось.
В распоряжении этих легионеров не было святой или чистой адамантитовой стали. Ни что другое, кроме воды, в большом количестве, не могло навредить Падшему. А поэтому он легко разобрался с ними, учудив резню. Чувство упоения заставляло его ликовать и гоготать, словно ворон, собака и козёл вместе кричали в унисон рёву тысячи душ.
То, что ещё смело, имело право называть себя Карином Кикспаргхом, пыталось остановить это бессмысленное зверство во имя Ненасытного. Ему даже удавалось на долю секунды перехватить контроль и закричать его жертвам, чтобы они бежали, но легионеры принимали бой. А Падший истошно ревел, разрывая и расчленяя плоть, словно тысячи искорёженных зверей и людей скопились в его глотке.
Он оставил в этом остроге символ Ненастыного, символ Бога Тьмы. Кровью он измазал стены из частокола, вырисовывая то, что великий тёмный господин звал чёрной дырой. «Это такая вещь в далёком космосе, что засасывает в себя всё, а что в ней или за ней, неизвестно даже мне, друг мой» говорил Ненасытный. Огромный, кровавый спиральный рисунок остался на стенах острога, а тела, или каша, оставшаяся от них, отныне питала червей и воронов.
Он ждал гостей, смиренно, зная, что они придут. И он тоже. Стрела была предупреждением. Когда он услышал, как легионер кричит, Падший понял, что час настал!
Никогда прежде Айзора не встречалась с Падшим. Как же быстро он передвигался, как будто чёрное пятно и размытое пятно мрака, что туманом надвигался на них! Анкит застыл как вкопанный, в прочем, Айзора тоже недалеко ушла, и зубы её отбивали боевые молитвы.
Чёрное существо подскочило к ней, тёмной и острою, как раскалённые иглы, хваткою сжало горло Ринойский Львицы, так, что воздух перестал поступать в её лёгкие. Айзора брыкалась, была его ногами и кинжалом, который с трудом вытащила из-за пояса, но всё было бесполезно, на каждый удар Падший её сильнее сжимал её горло. В глазах темнело, она уже не могла дышать. Её солдаты бросились её на выручку, краем глаза она увидела злобную усмешку тёмного существа. Падший с силой откинул её на других «львов», так, что она приземлилась прямо на них, бой превратился в неразбериху и суматошное копошение, лошади позади них бросились наутёк. Несколько дротиков и стрел пролетели сквозь существо, которое смеялась как стадо диких зверей на бойне.