Впрочем, так и случилось. Он провел много времени среди южных народов, проникся их философией и жизнью, но план воплотил. Всех предателей, которые оказались благородными аристократами, мы казнили. Только вот, их семьи этого не простили, но они боялись Лоренца, меня нет, а вот Лоренца они страшились как разъярённого дракона.
Да что там говорить! Лоренц знал, как усмирить любого заговорщика. Его методы были подобным древним пыткам Ненасытного. Я спускал его как бешеного пса на каждую дворянскую семью, что пыталась пошатнуться наш род. Наверное, за это и поплатился.
Эх, лучше бы я пришёлся огнём и мечом по их проклятым рат’иатарулам, но я же хотел мира. Поэтому и назначил Лоренца наместником тех земель. За это он меня и ненавидит, ему нужно была слава и признание спасителя Кровогорья, а получил он четыре города, и деревни, дома в которых состоят их глины, палок и дерьма. Я бы то же злился. — Лайан молча слушал отца, который с каждым словом мрачнел. Может быть, за это он себя и ненавидел, знал это, конечно, только сам Уильям. А вот Лайан только сейчас услышал эти слова, которые держались втайне от остальных. Наверняка его отец боялся, что правда всплывет. Лайан не ответил, он просто слушал, понимая, что сейчас только это от него и требуется.
— Когда я предстану перед богами, тогда и исповедуюсь. А самое страшное, не смогу прикрыться тем, что пытался сделать лучший мир. Но до этого ещё далеко. — закончил Уильям.
Лайан думал над этим разговором, склонившись над могилой отца.
— Надеюсь, боги приняли тебя и достойно оценили твою жизнь, я же постараюсь быть достойным твоей памяти, отец — сказал он, кивнув. Ветер гулял по этим коридорам и его страшный гул заставлял юного государя скрипеть зубами.
Чувство того, что сейчас ему предстоит надеть доспехи, некогда отцовские, корону императора, командовать отрядами легионеров и гвардейцев, что бы отбить гавань, заставляла его испытывать страх. Но он старался этого не показывать. Однако было видно, как он до боли сжимал кулаки, ногтями впиваясь в ладони, как зрачки его глаз расширяется, а сам он хмуриться, когда его зовут императором, обращаются к нему как к императору. Со временем он привык к этому, однако он понимал, что привык пугающе быстро. Отец был мёртв. Лежал в крипте кинхартского дворца, бездыханный и холодный, погибший при попытке переворота. Он был достоин лучшего, пусть он не всегда слушал разум и советников, поступаю только так, как было ведомо ему, пусть был праздным, но при нём был мир, а он всяко лучше этой проклятой войны!
Он был благодарен леди Ариане и её дочери Адриане, которые во всем поддерживали его мать, сестру и младших братьев. Кеван, он же Фаил Акар, в компании Сейны Элерон или же Имнари, и Киры СтоннКассел решил устроить облаву на Пэтрота. Лайан рассказал ему всё, что знал сам и его разведчики.
О Сейне он ничего не знал, но вот леди Кира, славившаяся своим крутым наров и задиристым характером, могла бы стать наёмницей или же легионером, по каким-то причинам она в легион не пошла, но училась бою на мечах и бою с копьём. Уж что, а разозлённая фурия Кира СтоннКассел, дочка Эврадара Эфеса Солнца, могла бы стать настоящим берсеркером, если, конечно, жажда крови и битвы не возьмёт вверх и она не станет кидаться на меч, при каждом удобном случае.
Какая там облава и охота на Пэтрота не была бы, а Лайана ждал бой за гавань, так как именно там собирались силы пэтротовского сброда, который насчитывали от двух, до трёх легионов.
Найт Аксель, как бы не просился пойти вместе с императором, получил приказ оставаться и быть главным во дворце. Было видно, как желваки на лице гвардейца сдвигаться, но Лайан отдал чёткий приказ, и гвардеец, отдав честь, поклялся выполнить его. Хелена молила сына, чтобы он был аккуратен, и хватка её по аристократичному худых рук была настолько сильной, что молодому государю пришлось повысить голос, чтобы мать ослабила свою хватку. Хелена синими и уставшими глазами посмотрела на него.
— Всё закончиться здесь и сейчас. — сказал он, поцеловав её в лоб.
Каллина долго не выпускала его из объятий.
— Не смей умирать брат, слышишь, не смей, возвращайся с победой! — тараторила она. Крепок обняв её, он так же поцеловал её в высокий лоб.
— Ты же победишь, да? — спросил Артур. Лайан кивнул
— Я отброшу предателей и вернусь. — присев на корточки, он потрепал братьев по волосам
— Вы остаётесь за главных, только, тс. — выдавив из себя улыбки, Артур и Ричард вцепились в брата.
— Только не уходи! Только не как отец! — говорила они, еле-еле сдерживая слёзы
— Будете сильными и я буду вами гордиться. — сказал он, положив руки на их головы и погладил растрепавшиеся волосы. На ухо он шепнул им семейный девиз и мальчики стали хмурыми словно тучами. Вместе с ним уходили Алкион Альгольф и Мивиль Оркалан.
Их ждал бой за гавань.
Хелена с ужасом отпускала сына, чтобы он мог свершить свой долг. Иначе все они, её любимые сыновья и дорогая дочку умрут, все оставшееся вельможи умрут, так как Пэтрот не будет ни кого щадить, после того, как его план по молниеносному захвату власти не увенчался успехом.
Её сердце болело, как же он, её дорогой первенец, её сынок, был похож на Уильяма! Такой же решительный и уверенный в своей победе. Как же она боялась, что всё это повториться, что она увидит, как гвардейцы, объявив о победе, принесут на щитах его окровавленное и изувеченное тело. Слёзы вновь накатились и готовились хлынуть ручьём. Верный Аксель стоял рядом, разъярённый, словно грифон. Она его прекрасно понимала, будь её воля, она был пошла в бой рядом с сыном, чтобы закрыть его от удара или стрелы. Но в случае его смерти, она была следующей претенденткой на престол. Её младший мальчики подбежали к ней и вцепили в подол платья. Каллина уже ушла в свои покои, а камень, что висел на её плечах, становился всё больше и больше.
Лишь Ариана была той опорой, что помогала ей не впасть в апатию или того хуже. Хелена её завидовала, завидовала по-чёрному. Ариана была красива и сильна. Она потеряла своего первенца, и Хелена думала, что леди СтоннКассел пережила куда большие страдания, чем она сейчас. Не увидеть своего долгожданно ребёнка и узнать, что он умер сразу после рождения — страшнее пыток Ненасытного. Но она чувствовала, что Ариана была сильной, словно она росла среди солдат, а не джейстенских вельмож, хотя, учитывая, что Джейстен — оплот всяческих интриг, можно понять, что она с малых лет закалялась в этих интригах.
Сама по себе Ариана была красива. Голос её был сладок, а глаза, карего цвета, так подходили к волосам, что императрица-мать ловила себя на мысли, что Ариана ей нравиться, даже чересчур сильно. От таких мыслей она сей же момент отмахивалась. Она была её советчице и помощницей, ни больше, ни меньше.
Её дочка, которая во всем подражала матери, всё время проводила с Каллиной, Артуром и Ричардом. Девушка сумела найти ключ к их сердцам. У неё была добра улыбка и не менее добрые глаза, изумрудно-зелёного цвета, доставшиеся от отца, в которых читалась грусть. Девушка лично знала всю прислугу всего своего рода, и после нападения, она прикрывала каждому погибшему веки. Своим телохранителям, няньке-кормилице и фрейлинам. Девушка переняла материнскую манеру, и всегда держала лицо, кровь Мейнголдов и СтоннКасселов пела в ней. Артур и Ричард — искренние и честные, рассказывали ей обо всем, а Адриана только и слушала. Каллина же, когда братья были с Найтом, о многом говорила с Адрианой, прямо как Хелена и Ариана.
Иногда Хелена помышляла о том, а что было бы, если СтоннКасселы так и остались императорским родом? Люди их любили и шли за ними в пекло, как-то она спросила Ариану об этом
— Гарет как-то рассказывал легенду, о СтоннКассела, за пару дней до моей свадьбы. До сих пор ему этого простить не могу! — щеки Ариана заполыхали, а еле различимые ругательства повергали Хелену в шок
— Проклятие на СтоннКасселах, какое-то некромантское. Гарет, говорит такой: «Чтобы проклятие это снять, императоры и сыновья их, в жены брали крестьянских дочерей. Самых удалых и красивых, а коли жена была благородной крови, любой мальчик, рождённый от неё, обречён был умереть молодым, а дочка остаться старой девой» Я тогда ему пощечину отвесила, а он в смех, смешно ему было, а мне рыдать хотелось. Я ведь даже не знаю как там Орин, Гарет, Кира, которая удумала в героиню поиграть, дура! Никогда не чувствовал себя такой беспомощной. — она села рядом с Хеленой