- Вал, командира их надо грохнуть, иначе все здесь поляжем! — кричал Айдан
— Да где же мы его с тобой возьмём! Сержанта убили! Отступать надо! — отвечал Вал, прорубив голову южанину
— Я тебе отступлю, сука! Давай, всех в стену щитов и прорываемся к стрелкам! У меня план есть! — Айдан отступать не собирался, наложить такой позор на легион он не собирался. В его голове за минуту созрел план, хотя, с каждой последующей минутой, он казался всё менее и менее удачным, как это казалось сначала.
— Есть! Ден! Стену щитов! — прокричал Вал. Ден — брат Вала, хотя они были абсолютно не похожи. Вал — типичный амбал, но не пальцем деланный, очень уж образованный, а Ден — щуплый и ловкий, похожий на вора и доспехи ему не подходили, чересчур были большие. Когда об приказе «Стена щитов» услышали остальные легионеры, южане даже отступили на пару шагов. Легионеры в мгновение, убив два десятка южан, обороняясь от их атак, образовали плотную линию из щитов, машинально, без приказа замкнувшись в кольцо. Южане под руководством командира тут же впустили те две стони чтоб были по бокам основного клин, окружив уже не пять, а три сотни легионеров. А это сулило к неприятностям, ведь южане, превосходящие их на две сотни человек, окружили полк красных легионеров ещё одной «стеной щитов» Всё слаживалось очень плохо и Айдан понял, что время выкладывать козырь, единственный который он надумал. Повисло молчание. Два «кольца» смотрели друг на друга и молчали, обострив оружие, словно волки, что оскалили морды. Наступила гробовая тишина, как обычно, бывает перед страшным громом или в данном случае, резней.
— Анкит, ты чего удумал? Нас всех сейчас перебьют! –
— Так, Анкит, что бы ты не придумал, действую сейчас, иначе мы все здесь на костях поляжем! –
— Вы убили нашего командира! Я требую право дуэли! — обратился Айдан к южанам, сделав на свой страх и риск несколько шагов вперед. Все, без исключения, повернулись в его сторону, ошарашенные и пораженные этими словами, абсолютно все и легионеры, и солдаты южан смотрели на него выпучив глаза, так, что казалось они лопнут кровавым фонтаном. К Айдану вышел южанин в пластинчатых, позолоченных доспехах. Похожих на те, что были на самом Айдане. Он вышел из толпы вражеских солдат, те покорны расступились, вытянувшись, будто бы по стойке смирно. Командир южан был высок, строен, крепок сложен, весь в грязи и крови. Он так и излучал надменность с долей призрения. Он звучно цокнул, хмыкнул, вскинул взгляд гордых и злобных карих глаз и сказал
— Дуэль, так дуэль. — стоя в пяти метрах от вражеского командира, Айдан уловил в его голосе некое спокойствие и готовность принять вызов. Такое не было редкостью, но происходило не так часто, обычно в пылу битвы, одна сторона вырезала другую, изредка, если одна сторона попала в окружение, как сейчас, или кто-то решил поиграть в героическую дуэль. По крайней мере, Айдану этот выход казался более подходящим, а иначе весь легион поляжет. Опыта у южан не занимать. Всё-таки им приходилось воевать на границах с империей Темногора. Горцы с юго-запада мечтали прибрать к рукам юг Кровогорья, но южные легионы раз за разом их отбрасывались, тем самым закаляя себя в тяжелых боях. Южане по приказу командира отступили на два десятка метров, плюя под ноги легионерам и всяческих их проклиная, выстроивших в стену, так же сделали и легионеры пятнадцатого. Айдан бегло оглядел ситуацию. Обе стороны были сильно подточены, от полка в пять стонет человек осталось примерно две с половиной сотни. Чуть больше трёх сотен осталось у южан.
— Анкит, ты безумец, чего это ты дуэль удумал? –
— Эх друг, поляжем, чую поляжем. –
— Чего раскисли, Анкит лучшим на турнире был! Давай рядовой, за Кинхарт! — кто-то молился за Айдана, кто-то поддерживал его, выстраиваясь в заранее продуманную черепаху, не прикрываясь щитами, пока. Айдан глотнул воды из фляги, что всё ещё висела у него на поясе. Вода оказалось необыкновенно вкусной и чуть прохладной. Затем Айдан быстро умыл лицо этой водой, повесил флягу обратно и скинул рюкзак. Всё это время он сражался с рюкзаком, из плотной и тёмной кожи. Скинув рюкзак, Айдану стало намного легче, спина, уставшая за время походов и боя, наконец смогла полностью выгнуться. Айдан почувствовал, как гудели его ноги и руки, как его внутренности выворачиваться, после того как перед его глазами предстали убитые однополчане и те, кого Айдан лично убил.
Сплюнув в сторону и грязно выругавшись, Айдан подтянул лямки на сапогах, перчатках и шлеме, поправил кирасу и проверил снаряжение. Меч он уже держал в правой руке, меч был весь в крови, которая медленно стекала с лезвия на остриё. Щит, весь в зарубках и вмятинах, чехол с дротиками он скинул к рюкзаку, они будут только мешать. Кинжал на поясе со спины держался крепко, а этот был запасным козырем. Ещё раз выругавшись и под гул и клич легионеров, он напаривался к своему противнику. Командир южан в позолоченной кирасе, с остроконечным шлемом и кольчугой, которая покрывала его плечи, вооружённый изогнутой саблей в правой руке и кривым кинжалом в левой, он, под гул своих солдат, медленно направлялся к Айдану.
Они встретились на поле, усеянном трупами и пропитанным кровью. Слабый, но прохладный ветерок дул в спину Айдану и качал траву, которая чуток не доставала до середины икры ноги. Ветерок качал эту траву и капли крови, которые напоминались росу, ранним туманным утром. Холодны пот протёк по его спину. «Хотел быть героем? Так делай то, что положено делать героям» приободрил себя Айдан. Два солдата стояли напротив друг друга. Молчание прервал Айдан, сделав три удара меча о кромку щита, и затем прокрутив меч в руке, он встал в боевую стойку, крепок встав на землю, выставив левую ногу вперед, прикрывая перед щитом, а меч лезвием положив на щит, заготовив колющий удар. Командир южан виртуозно прокрутил саблю и кинжал в руках, выполнив их лезвиями круги, перехватывая рукоятки пальцами. Минуту они так и стояли. Пока южанин резко сорвался с места и помчался на Айдана с громким кличем — За Ваетир! — За Императора! — ответил Айдан, срываясь с места, готовясь принять удар противника.
Смерть причину найдёт
У Смерти есть свои причуды. И причуды диковинные. Смерть — есть посредник. Она помогает покинуть этот бренный мир, тем, чьё время пришло. Она стоит рядом, когда человек, или будь то эльф, а может гном или кто-то другой, умирает. Она берет его или её за руку, обнимает и уводит. Она берет на руки младенца, которому судьба не отвела долгой жизни. Она пожимает руку воину, что пал в бою. Она не плачет, она лишь пожинает. Она провожает одного за другим, запоминая каждого.
Смерть видела миллионы и увидит ещё миллионы. Она видела тех, кто умер пешкой в игре богов, тех, кто пожелал быть бунтарём и тех, кто со своей судьбой смирился. Были и исключительные. Герои, Злодеи, те кто так смог совершить то, что не по силам другим, те кто занял особое место в истории. «Бриллианты» народов. Те, над которыми даже боги бессильных. Те, кто сам выбирает между Светом и Тьмой. Были даже те, кто выбирал Смерть, те кто поклонялся ей, те кто «любил» её… но это уже другая история. Так вот, у Смерти, есть свои диковинные причуды. Она обожает материальное обличие. Хоть ей и не свойственны эмоции, но как настоящая живая женщина, она всегда «при параде». Чёрная длинная шёлковая ряса, распушенный чёрные локоны и красивое лицо с острыми скулами, об который можно было порезаться. Есть легенда, что сама Смерть когда-то была смертной женщиной. Необыкновенно красивой и прямолинейной женщиной.
Вот и сейчас она проходила по полю боя, забирая безнадёжно раненных и тех, чей срок уже иссёк. Она медленно касалась их и в долю секунды, которая для Смерти и усопшего становилась часом, а то и больше, узнавала о нём всё. Его жизнь и его веру, а от этого зависело куда отправлять мёртвого. Какая вера, таков и мир иной для приверженцев какой бы там ни было веры.
Перед ней лежал совсем юный парень, как смертные говорят: «Молоко на усах не обсохло» Совсем молодой, год отслуживший в Кинхарте, погибший в первом бою. Рядовой, которого кто-то ждёт дома, но он не придёт. Смерть коснулась его, и он ушёл. Он лежал на мокрой от крови траве, его юношеское лицо, которое всегда было весёлым, решительным и светлым, теперь стало бледным, а его глаза, которые недавно горели от жажды жизни, теперь были холодными и в них застыло смирение перед судьбой. Безразличный и холодный взгляд, направленный в небеса. Небеса без единого облако, вечное и единое небо, единое для всех. Губы Смерти тронула грусть. Но она шла забирать следующего. Как обычно и делает.