Выбрать главу

— Покой нам только сниться. Вставай, сын. Ещё многое нужно сделать — позади Мартина стояла Лара, в своём прекрасном платье зелёного цвета, волосы её были прибраны в хитросплетённую косу, так как она любила. Мартин, одетый в фартук кузнеца стоял на шаг впереди и притягивал Айдану могучую руку. Он принял помощь, но боль, накатившая новой вспышкой, заставила его вновь упасть. Отец в очередной раз помог сыну подняться. Её волосы были чуть светлыми, а глаза исинного цвета. Нет, Айдан абсолютно был не похож на него, тем более, на Лару.

— Просто скажи мне, отец, Мартин, скажи кто мои родители? — с мольбой спросил Айдан. Мартин отрицательно покачал головой и нахмурился

— Ты скоро об этом узнаешь. Тебе мой совет, прими правду такой, какая она есть. Хоть семья не начинается и не заканчивается общей кровью, твоя судьба будет переплетена с теми, в ком течет твоя кровь. — Айдан устал, но он внимательно слушал его, так как сердцем чувствовал, что возможно в последний раз видит их.

— Я горжусь тобою, сын. О другом и мечтать не могу. Не разочаруй меня, и не расстраивай её — Мартин кивнул в сторону Лары, которая звала его. Она звала его к свету, что прояснял непроглядную мглу. Вскоре Мартин, взяв Лару под руку, ушёл. А Айдан вновь остался один, один во тьме, один в этой растреклятой мгле…

***

Боль вскоре отступила. Он проснулся через несколько часов, когда солнце уже прошло свой зенит и только начало уходить к горизонту, чтобы день уступил место ночи. Внезапно над ним пронеслась крылатая тень. Он обратил свой взор к небу, зверь, а точнее грифон с золотыми перьями, массивнее всех своих сородичей, несколько раз прокружил вокруг него, и вскоре, махая побитым крылом, размах которых был, сопоставим с тремя двуручными клинками, приземлился в паре метров от Айдана, рассекая воздух и сотрясая землю.

Могучими лапами зверь зашагал к ездоку, с опаской поглядывая на кровь, что продолжала течь из его ран. Орлиная морда сменила злость и ярость на неподдельное беспокойство, зрачки расширились и почти заполнились всю радужку, как шершавый язык зверья прошёлся по щеке Айдана. Он бы засмеялся, если бы на это были силы.

Капрал положил руку на клюв, и грифон покорно сел рядом, ненароком закрывая ездока своими крыльями, как щитом. Ему бы не хотелось умереть у грифона на глаза, иначе зверь сойдёт с ума.

— Альва…. — еле слышно прошептал он, и зверь отозвался, мяукнув. Айдан, наверное, не привыкнет к тому, что грифоны умеют мяукать, как кошки. Альва положила орлиную морду на его тело и встрепенулась, когда почувствовала, что раны его заражены тёмной скверной. Орлиные глаза наполнились страхом и злостью, Альва принялась вертеть головой, потому что чувствовала боль Айдана, как свою. Когда она предпринял попытку подняться, грифон сей же момент подставила шею, когда Айдана вновь начал падать.

Он вцепился в неё мертвой хваткой, потому что боялся вновь упасть и не проснуться на этот раз. Раны не заживали, кровь за несколько часов не запеклась, а значит, он сможет залечить их только магией или в храме. «Жаль, рядом нет близнецов» подумал он, понимая, что вскоре истечет кровью.

***

Дориан-Ор-Махан и Айзора Трайден мчались на своих конях вслед за Альвой, так быстро как могли. Даже с ушибленным крылом императорский грифон мог обогнать даже дракона, а когда жизнь ездока под угрозой, и речи не может быть о промедлении!

Ни гном, ни леди Трайден не могли поверить в то, что Падший пришёл именно за Айданом. Хотя, Дориан уже дал этому логическое объяснение. У его народа есть для этого отдельный термин. Докан-Домар-Торхорт-Хириан или же Тот-кого-лелеет-сама-Судьба. Такие люди всегда попадают в центр любых событий, такие люди — легенды и герои, вокруг который вертится мироздание, такие люди — избранники пророчеств. Айзора с трудом в это верила, а гном и не заставляли её верить во что либо.

Айдан был для него братом по оружию, и коли легионеру пришлось столкнуться и наверняка ещё придётся сразиться с исчадьем Ненасытного, Дориан будем ему всячески помогать, ведь гном никогда не бросал на ветер данные им слова. С местью он может и повременить. Всё-таки, он всего лишь изгнанник. А Айдан, Докан-Домар-Торхорт-Хириан или же Тот-кого-лелеет-сама-Судьба.

Они скакали два часа, ещё два часа у них ушло на то, чтобы найти узкий брод, для переправы через реку. Сказать, что было трудно — ничего не сказать, но императорский грифон служился для них ориентиром. Дориан прекрасно видел, как волнуется Ринойская Львица, как дрожат её руки и как часто она дышит. Такое внимание, без вопросов не останется. Но гном и сам замечал, что начинал нервничать, потому что они прошли уже лигу, а ни Айдана, ни Альвы не было видно. Но вскоре они его нашли.

Альва сидела рядом с ним. Никогда прежде они не видели, как плачет грифон. Этого зрелища гном никогда не забудет. Могучий зверь подогнул под себя лапы, склонил голову над своим ездоком и слёзы из орлиных глаз лились ручьём. Айзора только намеривалась кинуться к Айдану, что лежала и, как казалось, не дышал. Альва взглянула на неё. Наверное, она узнала из обоих, потому что не обратила на них внимания, мордой тыкаясь в плечо Айдана, пятясь его разбудить.

Айзора склонилась над ним. Казалось, сейчас она разрыдаться, но на лице её проступила надежда, когда она услышала сдавленный хрип Айдана. Дориан сей же момент подскочил к ней и помог поднять его.

— Он не выживет, если поедем на лошадях. — проговорил гном.

— Он же свалиться и разобьётся, если полетит. — протараторила леди Трайден

— Пристегнёшься и полетишь с ним. От тебя зависит его жизнь, а приведу лошадей. — сказал Дориан в бороду, усаживая Айдана в седло Альвы

— Нет, я высоты боюсь — испуганно пискнула она, на что Дориан тут же зарычал

— Он умрёт! Либо ты с ним, либо он умрёт и кори себя всю жизнь за это! — злоба гнома вывела её из оцепенения. Айзора, с трясущимися ногами и руками залезла в седло Альвы, привязала к себе Айдана и туго застегнула все ремни. Зубами она отбивала «Последний пляс» и десятки молитв.

Альва встрепенулась, расправила могучие крылья, и взмывал вверх над рекою, улетая в сторону Кулдара. Айзора впилась в спину Айдана. Её хотелось зажмуриться и завопить, но когда грифон, чуть покачиваясь из-за повреждённого крыла, наконец-то начала плавно планировать, она взглянула на мир с высоты грифоньего полета и изумилась. Она завидовала всем наездниками и драконам, она бы душу продала за то, что бы летать так же каждый день. Но сейчас, она почувствовала, как рука её обагрилась от крови Анкита, и сердце её забилось как бешенное. Словно дикая, она принялась подгонять грифона, который и без того летел так быстро как мог.

***

Дориан наблюдал за полётом некоторое время. Однако, из воды, на берег выплыл человек в чёрном доспехе с красным орнаментом. На четвереньках он отполз подальше от воды, которая причиняла ему боль. Дориан покрепче сжал секиру и шагнул вперед. Падший сдернул с себя капюшон и шлем, обнажая изгнившее лицо. Из его рта послышался хрип мольбы

— Отруби голову и сожги меня. Передай ему, я — Карин Кикспаргх. Я не хотел этого, я… я уважаю его — на секунду в его глаза появилась жизнь. Дориан исполнил его волю.

***

Гарет СтоннКассел приметил, что Луиза Коутрен была красива. Однако, сердце его принадлежало леди Алетре Рейн. Кстати о ней, Алетра всё время проводила с капелланами или лекарям, выхаживая больных и раненных, чем завевала любовь и признание все гарнизона Кулдара.

Капитан гвардии, дворянин из Тира, Брен Хелдфит, вместе с Гаретом, Паулем и Зашеиром Пашаром, слушал доклад капитана Коутрен.

Нужно ли было говорить, что их челюсти ещё долго свисали к полу, когда больше пяти сотен грифонов вместе с наездниками расквартировались в гарнизоне Кулдара, затем, буквально через пару дней, в крепость пришло Шестой Красный Легиона. И каждый второй слух ходил об Айдане Анките, который умудрился стать ездоком императорского грифона.

Зашеир ничуть не удивился рассказу. Он уважал капрала и верил в то, что он, как говорят на юге «Щиар-катар». На общеимперском языке это звучало как: «Герой-создающий-легенды» Луиза отмечала его героизм и отвагу, капитан гвардии как всегда был прогружен в свои мысли, а Гарета пронзило чувство гордости, за то, что в его подчинённо служит такой легионер. Только вот он дал клятву, что будет молчать…